Но больше всего Гришу расстроила реакция отца, когда тот вернулся домой и узнал, что Уля и Костя будут теперь жить в его квартире.
Гриша пытался все объяснить. Но Богдан Семенович угрюмо поужинал и ушел в спальню, не дослушав.
– На второй круг пошел, – сказал он мрачно.
Ночью Гриша лежал на полу и смотрел в потолок. Костик еле заснул, и замученная Уля вырубилась вместе с ним. Маленький мальчик занимал всю постель, Уля примостилась на краешке. Грише места не осталось.
Гриша напряженно думал. О том, что нужно где-то жить, нужно искать работу, потому что опять сидеть на шее у отца – лучше застрелиться. И еще о том, как может друг детства превратиться в монстра и как далеко зайдет его месть.
«На второй круг, – вспомнил он отца. – Интересно, на второй круг чего?»
И сразу как обожгло: в памяти всплыли Улины слова про колесо сансары. Неужели отец имел в виду то же самое? Неужели Гриша и правда пошел на второй круг? Это уже не колесо сансары, а грабли какие-то.
Грабли сансары.
Гриша посмотрел на спящую Улю.
«А что я могу? – думал он. – Жениться на ней? Всем только хуже будет. Да и вообще, женятся люди или по любви, или по расчету. А тут…»
Потом почему-то вспомнился тот день, когда… в общем, когда был зачат Костик. Никогда раньше Гриша не вспоминал, как оно тогда было, а тут вдруг нахлынуло. Было хорошо.
Это не значило, что у них прямо любовь, но ведь что-то это означало? Совместимость на гормональном уровне? Какая-нибудь еще научная хрень? Но кто женится только потому, что однажды у тебя был классный секс?
Гриша не заметил, как уснул. Сон приснился ему почти эротический: они с Ульяной только что поженились и теперь ищут, где уединиться. Но куда бы они ни пришли, везде какие-то люди. И в конце концов Уля и Гриша забиваются в какой-то угол, обнимаются и тихонько лежат…
Утром его разбудил звонок от коллеги отца.
– Гришунь, плохие новости. У Богдана микроинсульт. Хорошо, что прямо в клинике. Он в реанимации, мы тут перестраховываемся сильно. Но, Гриш, ты же знаешь, что инсульт, даже микро, – это всегда серьезно. Так что приезжай. Матери сам скажи.
Гриша молчал. Он слышал слова, но не хотел их понимать.
* * *
Хуже всего было с мамой. Она то обвиняла Гришу во всем, то вдруг перекидывалась на Улю с Костиком, то начинала плакать и требовать:
– Сделай что-нибудь!
Гриша с огромным удовольствием сделал бы, но что?
Никого из персонала мотивировать не приходилось. Врачи и так старались изо всех сил. Даже санитарки норовили хоть палату вымыть лишний раз. Гриша пытался предложить триста тысяч (все, что позволил снять банкомат) главврачу, но в ответ услышал:
– Гришка! Убрал немедленно! Я понимаю, у тебя шок, но если ты еще хоть раз хоть кому-нибудь здесь деньги предложишь – на порог не пущу!
Пока Гришу пускали везде, даже в реанимацию. Понятно, в халате и повязке, но он смог посмотреть на папу.
Видеть отца беспомощным было невыносимо. Он спал, накачанный препаратами. Но стал как будто в два раза меньше. Зато морщины разгладились, и как сказал один из пациентов: «Просто устал Семеныч. Недельку полежит, отдохнет, и опять нас спасать».
Гриша понял, что стоять тут и смотреть – никакого толка, но когда вернулся к маме, она опять завела шарманку:
– Надо что-то делать! Надо найти специалистов! Созвать консилиум.
Хотя Гриша своими ушами слышал, как маме объясняли: случай типичный. Успели вовремя, теперь нужно ждать. И беречь. Повторный инсульт может стать последним.
Он почти силой затолкал мать в такси и увез домой.
Там мама вошла в кухню, увидела Улю и взвилась с новой энергией:
– Это ты! Сына моего с толку сбила, мужа сглазила…
Гриша приготовился вступиться за Ульяну, но она успела первой:
– Простите, Вероника Валерьевна, могу я взять одну из ваших кастрюль?
– Нет! – ответила Гришина мама, даже не вдумавшись в вопрос.
– Хорошо. – Она повернулась к Грише: – Гриша, одолжишь мне две тысячи? Я всю посуду там оставила, а Костику нужно каши варить.
– Да, конечно! – Гриша обрадовался простой и понятной проблеме. – Давай я сбегаю и куплю!
– Лучше я сама. Заодно Костика выгуляю!
– Я могу с ним посидеть!
Их спор прервала Гришина мама:
– На! – С ненавистью всунула в руки Уле старенькую кастрюльку с длинной ручкой.
– Спасибо, – сказала Уля.
Вероника, не удостоив ее ответом, вышла из кухни.
Но надолго Уля ее в покое не оставила. Сначала спросила разрешения развесить Костины ползунки на батарее.
Потом одолжила немного соли.
И подсолнечного масла.
Выяснила, где швабра и ведро для мытья пола.
Разузнала, где поблизости дешевый продуктовый рынок.
Вероника отвечала с ненавистью, но конкретно. Что-то разрешала, что-то (например, включить ребенку телевизор) категорически запрещала.
Сначала Гриша пытался вклиниться в эти диалоги, но потом понял военную хитрость Ульяны и перестал. К вечеру мама перестала рыдать каждую минуту и главное – оставила в покое Гришу, забыла свое заклинание: «Сделай же что-нибудь!» и села раскладывать пасьянс.
Это дало Грише возможность посидеть и подумать. Сколько отец пробудет в больнице, непонятно. И вообще непонятно, сможет ли он…
Гриша отогнал мысль. Отец сможет. Он просто недельку полежит. Но будет ли после этого в состоянии работать? Значит, Грише придется заботиться обо всех.
Значит, нужно сосредоточиться на поиске работы.
Гриша взялся за телефон.
* * *
Он быстро выяснил, что все его высшее образование и опыт работы директором не стоят ровно ничего. Менеджеров с дипломами и желанием руководить было сотни. В одной конторе ему сказали, что такие умные им не нужны, в другой язвительно поинтересовались, умеет ли он что-то делать. В смысле работать.
И тут Гриша вспомнил, что умеет паять, и дальше поиск пошел куда веселее. Очень скоро Гриша договорился на испытательный срок в маленькой ремонтной конторе. Да, деньги небольшие, зато все зависит только от тебя.
Костик, как всякий десятимесячный ребенок, который с грехом пополам умеет ходить, исследовал мир. Уля старалась ограничить его комнатой Гриши, но уследить за Костиком было непросто. Однажды он проник в кухню, пока там никого не было, потянул за скатерть на столе – и почти разложенный пасьянс разлетелся по комнате.
Уля загнала нарушителя в резервацию, бросилась собирать карты, но прибежавшая на шум Вероника демонстративно ушла в спальню, улеглась на кровать и стонала, что ей не дают спокойно умереть на старости лет.
