– Еще спрашиваешь!
Увлеченные разговором, они даже не заметили, как Морис собрал посуду и скрылся на кухне. И только сейчас Мирослава это заметила.
– Фу-ты! – сказала она и, поднявшись с кресла, добавила: – Пойду помогу.
– Он, наверное, давно уже сам управился, – заметил Шура.
– Морис завтра поедет с нами.
– Не возражаю.
Миндаугас появился в дверях с несколькими поленьями в руках. Опустился возле камина, отодвинул решетку и положил дрова в огонь.
Обрадованный новой порцией угощения, уже почти уснувший огонь заплясал веселее.
Часы пробили двенадцать.
Было слышно, как за окном завывает ветер и шлепает тяжелыми редкими каплями дождь.
Дон спрыгнул с кресла, потерся всем телом о ноги Мирославы, поднял голову, поймал ее взгляд и тихо мяукнул.
– И что все это значит? – спросил Шура.
– Хочет, чтобы мы пошли спать.
Шура фыркнул.
– Кстати, я тоже хочу того же, – сказал Морис. – Спокойной ночи!
Он подхватил на руки кота и вышел из гостиной.
– Не, ну, викинг распоряжается твоим котом, как своим собственным, – не выдержал Шура.
– Ты кого больше ревнуешь, – засмеялась Мирослава, – меня или кота?
– Никого я не ревную, – отмахнулся Наполеонов.
Он подумал и вздохнул:
– Да и не стоит мне ссориться с Морисом даже из-за вас обоих, – он усмехнулся, – любовь любовью, а кушать хочется всегда.
– Поросенок ты, Наполеонов, – беззлобно обругала друга Мирослава и, пожелав ему спокойной ночи, тоже удалилась.
А Шура еще несколько минут сидел прямо на полу и смотрел на угасающий огонь, потом на завораживающее мерцание углей.
Мысли в его голове проносились причудливыми обрывками. Они были, казалось, обо всем и ни о чем конкретно.
Глава 5
Утро бледными жемчужными накрапами стекало по стеклу…
За окном было тихо. Казалось, все вокруг затаилось и чего-то ждет.
Мирослава встала рано. Разбила яйца и вылила их в миску, которую тотчас забрал у нее Морис.
Вздохнув, она принялась резать очищенный от шелухи лук.
Морис, глядя на ее слезы, уже собрался и лук сам нарезать, как вдруг она сказала:
– Шура после завтрака поедет в дом Бельтюкова. И я с ним.
Миндаугас кивнул.
– Я бы хотела, чтобы ты поехал с нами. Поедешь?
– Куда же я денусь, – усмехнулся он, – ведь вы – моя работодательница.
– Тогда взбивай яйца быстрее, – усмехнулась она. – Наполеонов, едва продрав глаза, затребует завтрак.
В подтверждение ее слов из коридора раздался голос Шуры:
– Мы завтракать скоро будем?
– Как только ты умоешься.
– Так я уже!
– Тогда режь хлеб.
– Эксплуататоры, – проворчал Наполеонов, беря в руки хлебный нож.
На кухне вкусно запахло жареным луком, ветчиной и скворчащей на сковороде яичницей.
– Ты какой сыр будешь, – спросила Мирослава, открывая холодильник, – голландский, белорусский, немецкий молочный тильзитер или сулугуни брянский?
– Мне все равно, – отозвался Шура, но потом опомнился и проговорил: – Лучше всего нарежь.
Морис и Мирослава обменялись понимающими взглядами.
– И нечего там переглядываться! – буркнул Шура.
– У тебя и на затылке глаза?
– А то! И вообще я вас насквозь вижу!
Ответом ему был веселый хохот.
– И чего смешного?!
– Представили картинку.
Около девяти утра Наполеонов сел за руль своей белой «девятки» и выехал со двора. Следом за ним последовала «Волга» Мирославы. На пассажирском месте сидел Морис.
Проводивший их пристальным взглядом Дон чихнул, почесал нос лапой и отправился досматривать кошачьи сны.
* * *
Первое, что они увидели, въехав в усадьбу, была огромная статуя рядом с воротами.
Морис, выбравшись из машины, долго ее рассматривал:
– Кажется, это Меркурий…
– Он самый, – подтвердил встретивший их Филипп Яковлевич Бельтюков.
Судя по его статной фигуре, выправке и гордой посадке головы, Мирослава решила, что Филипп Яковлевич – бывший офицер.
Хотя, наверное, бывшими офицеры не бывают…
Наполеонов предъявил документы и представил Мориса и Мирославу, назвав их детективами. И не уточнил, что детективы они частные.
Появление Мориса произвело неизгладимое впечатление на женщин, обитающих в доме миллиардера.
Миндаугас попросил разрешения осмотреть дом, ему любезно позволили, прикомандировав в сопровождающие хромого помощника садовника Осипа Белавина.
Красивый статный детектив мгновенно завоевал расположение Осипа тем, что спросил его имя-отчество и стал обращаться к нему исключительно как к Осипу Михайловичу, позволив называть себя в связи с молодостью просто Морисом.
Они комната за комнатой осматривали весь дом, не пропуская лестницы, коридоры, кладовки и прочие помещения.
Осип охотно разъяснял Морису их предназначение и незаметно для себя разговорился и об обитателях дома.
Первым делом он похвалил Захара Борисова, сообщив, что тот – человек ответственный, хорошо знающий свое дело и пользующийся доверием хозяина.
– А как Борисов относится к Бельтюкову?
– Как, как, – проговорил Осип, – со всем уважением, но без раболепства. Захар Петрович себе цену знает.
– А какие отношения у Борисова были с Евгенией Бельтюковой? – небрежно поинтересовался Морис, осматривая высокие окна гостиной.
– Как он мог к ней относиться? – удивился Осип. – Как к хозяйской дочке.
– Возможно, девушка нравилась ему?
– Шутите?! Захар Петрович – человек разумный, зачем ему неприятности на рабочем месте? Девиц и без Евгении Бельтюковой пруд пруди.
– Мало ли… – неопределенно протянул Морис, – все-таки брак с Евгенией…
– Брак?! – перебил его, захохотав, Осип. – Это только в сказках Андерсена свинопасы превращаются в принцев.
И, тотчас смутившись от вырвавшегося у него сравнения, проговорил:
– Я не это хотел сказать.
– Не волнуйтесь, Осип Петрович, я понял, что вы имели в виду, – Морис дотронулся до плеча старика, – и не в моих привычках передавать разговоры тем, о ком они ведутся.
