– Я не понимаю, о чем вы толкуете! – лицо Нерадько стало сердитым. – Это все сплетни! Надеюсь, полиция не использует в своей работе непроверенные жареные сенсации, подобно желтой прессе?!
– Непроверенные не использует, – заверила ее Мирослава.
– Оклеветать человека, тем более теперь, когда он не может защититься, легко, – с горечью в голосе сказала домоправительница.
– Вполне согласна с вами. Но у полиции проблема…
– Какая проблема?
– Она не может отыскать Адама Верещака.
– Он может быть на гастролях.
– Труппа никуда не выезжала.
– Он мог уехать к родным.
– Зачем?
– Он говорил, что его воспитывала тетка, которая часто бывает нездорова. Он посылает ей регулярно деньги.
– Вы не знаете адреса его тетки?
– Я – нет, но в цирке-то должны знать.
– Вы правы.
Мирослава решила, что пора прощаться:
– Спасибо вам, Серафима Оскаровна.
Женщина тяжело поднялась со стула и пошла проводить детектива до двери.
Мирослава обернулась:
– Мне придется поговорить также и с вашей дочерью.
– Разве я могу вам в этом воспрепятствовать? Говорите, раз надо.
Выйдя в коридор, Мирослава отправилась на поиски Мориса.
В пределах видимости Миндаугаса не оказалось, тогда она набрала номер его сотового.
– Ты где? – спросила она, услышав его голос.
– В саду. Не хотите присоединиться ко мне?
– Хочу.
– Тогда я подойду к крыльцу, чтобы вы не блуждали в поисках.
Проходя через веранду, Мирослава увидела Наполеонова, беседующего с Инной Нерадько.
Она подумала, что Шуре приходится нелегко, и была права.
Вот с поваром он быстро нашел общий язык.
Итальянец показался следователю отличным парнем, а уж о блюдах, которые он дал попробовать Шуре, и говорить нечего.
Одно плохо: Роберто абсолютно не интересовался делами хозяев.
Хозяина он уважал, но исключительно за то, что тот любит итальянскую кухню и высоко ценит мастерство Роберто Чилини.
Обо всех остальных обитателях дома повар отозвался со сдержанностью, несвойственной итальянцу. Вернее, несвойственной представлениям россиян об итальянцах.
Окончательно запутавшись в формулировках, Наполеонов решил пока не заморачиваться по поводу характера итальянцев.
Тем более что о других служащих Бельтюкова Роберто отзывался живо и только в положительных тонах.
От Клары он был в восторге, Земского и Борисова назвал отличными русскими парнями, о хромом Осипе говорил очень тепло и с заметным сочувствием.
Серафиму Оскаровну Нерадько назвал строгой, но справедливой. И только на характеристике Инны споткнулся, потом, подумав, сказал, что девушка она неплохая, но хочет прыгнуть выше своей головы, не замечая при этом стеклянного потолка над собой.
Когда Наполеонов попросил Роберто растолковать сказанное, тот только улыбнулся и пожал плечами, а потом сказал:
– Очень я люблю великого русского писателя Льва Толстого.
Следователь посмотрел на него с любопытством.
– Да, да, – понял его по-своему Чилини, – одна из его книг всегда у меня на столе. Так вот, когда его спросили, что он хотел сказать своим романом «Война и мир», Толстой ответил, что для того, чтобы ответить на этот вопрос, придется заново пересказать весь роман.
Наполеонов усмехнулся:
– Я погляжу, вы, Роберто, не только великолепный повар, но и неплохой философ.
– Я – хороший философ! – Чилини поднял вверх указательный палец.
И они оба рассмеялись.
В беседе с шофером у Шуры тоже не возникло особых проблем.
Земской хоть и не пришел в восторг от необходимости разговора со следователем, но ответить на все вопросы согласился.
Выяснилось, что у Бельтюкова он работает семь с половиной лет, то есть поступил на работу сразу после армии.
– Была ли у вас рекомендация? – спросил следователь.
– Была. От дяди Саши.
– Надеюсь, он не в аппарате президента работает, – пошутил Наполеонов.
– Нет, – улыбнулся, оценив шутку, Земской, – у дяди Саши дача через участок с моей матерью. Меня он знает с детства, мы с его внучкой Машей дружили по-пацански.
– Потом отношения стали романтическими?
– Нет, – улыбнулся Земской. – Романтика у нее случилась с Геной Сабировым. Они уже три года женаты, и у них двое детей.
– Хорошо, вернемся к дяде Саше…
– Вернемся, – покладисто согласился Глеб, – дядя Саша 16 лет был личным водителем Валентина Гавриловича.
– А теперь?
– Что теперь?
– Чем дядя Саша занимается теперь?
– Водит служебную машину Бельтюкова. А меня рекомендовал сюда, можно сказать, на домашнюю машину. Бельтюковым нужен был скромный, неболтливый водитель, желательно не обремененный семьей.
– И вы соответствовали этим запросам?
– На тот момент – да.
– Что же изменилось?
– Я скоро женюсь, – упрямо набычил голову Земской.
– А ваши работодатели против?
– Не так, чтобы особо против, но в восторг не пришли.
– Странно.
– Что странно?
– Думаю, Бельтюков знал или хотя бы предполагал, что рано или поздно вы женитесь.
Глеб кивнул.
– Он не предложил вам подыскать другое место работы?
– Нет.
«Интересно, – подумал Наполеонов, – вполне возможно, что Земского не выставили за дверь потому, что он успел слишком многое узнать о тайнах бельтюковского двора… И кто даст гарантию, что обиженный парень не заговорит?..»
– Насколько я понимаю, сами вы, Глеб Матвеевич, своей работой были вполне довольны и увольняться по собственному желанию не собирались?
Земской утвердительно кивнул.
Следователь вздохнул:
– Мы ищем убийцу Евгении Бельтюковой, и нам нужна любая полезная информация.
– Спрашивайте, – пожал широкими плечами Глеб.
«Красивый парень, – подумал Наполеонов. – Один рост чего стоит, и чуб волной».
– Расскажите мне, какой была Евгения Бельтюкова.
– Красивой, – ответил Глеб.
– Это понятно.
– Я хотел сказать, что ее красота привлекала многих и не всегда достойных.
