– Вы имеете в виду Адама Верещака?
– Нет, Адама я не имею в виду. Он был увлечен Евгенией всерьез.
– Где же он теперь? Почему не рыдает над трупом возлюбленной?
Земской пожал плечами:
– Я представления не имею, где Адам. Может быть, он ничего не знает о случившемся.
– Может, и не знает… Но на клумбе обнаружены следы обуви, которая не могла принадлежать никому из проживающих в этом доме.
– И вы уверены, что она принадлежит Адаму? – усмехнулся Глеб.
– Нет, пока не уверены, это всего лишь предположение.
– Тогда о чем говорить…
– Например, о том, что Адам – артист цирка.
– И что?
– Такому ловкому парню не составляло труда проникать в спальню возлюбленной, поднимаясь по плетям плюща.
– Да, Адам – большой романтик, – снова улыбнулся шофер.
– А вы могли бы забраться в окно таким же способом?
– Мог, – ответил Земской, не отводя глаз.
– Понятно…
– И любой другой молодой мужчина мог бы проделать то же самое, – добавил Глеб спокойно.
– Мог, – согласился следователь, – правда, далеко не любой.
Земской тем временем принялся демонстративно рассматривать ногти на правой руке.
– Вам ножницы или щипчики? – небрежно спросил Наполеонов.
– Что?!
– Так, ничего. Насколько я понимаю, Адам Верещак был вам симпатичен?
– Он не девушка, чтобы я думал о том, симпатичен он мне или нет, – огрызнулся водитель.
– Так… И вам известно о том, что у Адама был мотив убить Бельтюкову?
– Мотив? Какой мотив?! – уставился Глеб на следователя в недоумении.
– Ну, как же, ревность! Как это у Шекспира в «Отелло»: «Чудовище с зелеными глазами…»
– Почему с зелеными? – спросил Земской.
– Понятия не имею.
– Но у Адама не было причин ревновать Евгению, – неуверенно проговорил Глеб.
– Вообще-то для ревности не нужны причины. Но у Верещака они были…
– Вы имеете в виду ее помолвку с Репьевым? Но Евгения тут ни при чем…
– Нет, я имел в виду не помолвку, а веселую вечеринку в кругу друзей по поводу ее расторжения. – Следователь посмотрел прямо на Глеба, и тот, не выдержав, отвел глаза.
Через минуту, справившись с растерянностью, водитель ответил:
– На той вечеринке не было ничего, что могло бы вызвать ревность Адама.
– А как же приглашенные юноши?
Земской вспыхнул:
– Во‐первых, Верещак не мог узнать, кто был на вечеринке, во‐вторых, я уверен, что никто там не выходил за рамки приличий.
Следователь рассмеялся, и Глеб наградил его взбешенным взглядом.
– Хорошо, перейдем к другим подозреваемым, – как ни в чем не бывало проговорил Наполеонов.
Водитель заметно напрягся:
– Что вы имеете в виду?
– Хочу понять, у кого еще были причины расправиться с Евгенией. Мирон Порошенков, например, после ее смерти остается практически единственным наследником состояния своего дяди.
– Обвинить Мирона у вас не получится, – ухмыльнулся Земской.
– Это еще почему? – делано удивился следователь.
– В то время, как убивали Евгению, он был на виду у всего своего семейства.
– Откуда вы знаете?
– Клара сказала, – нехотя признался Земской.
– А что еще вам сказала Клара?
– Ничего больше не сказала, – отвел глаза Глеб.
– А кто-то из работающих в доме мог иметь зуб на Евгению?
– Кто?
– Например, вы.
– Я?!
– Почему бы и нет…
– Да с какой стати мне иметь зуб на дочь хозяина?! – Глеб вскочил.
– Вы сидите, сидите, Глеб Матвеевич. Например, вы могли шантажировать Евгению Бельтюкову. Ведь вам было так много известно о ней…
– Шантажисты не убивают шантажируемых!
– Тоже верно.
– И я бы никогда не стал этого делать!
– Может быть, она вас шантажировала?
– Шутите? – усмехнулся Глеб.
Но его усмешка показалась следователю не вполне искренней.
– Говорят, что Евгения Бельтюкова любила проводить время в зимнем саду?
– Понятия не имею…
– Разве Захар Борисов не рассказывал вам об этом?
– Представьте себе, нет.
– Мне кажется, что Инна Нерадько недолюбливала Евгению.
– Вам это только кажется.
– Вроде бы Евгения, Мирон и Инна воспитывались вместе?
– Не знаю. Меня в то время здесь не было.
– Представляю, как это тяжело: сначала получать все наравне с хозяйскими детьми, а потом оказаться выброшенной из этого оазиса благополучия.
– Такова жизнь, – пожал плечами шофер.
– Значит, вы не замечали со стороны Инны неприязни по отношению к Евгении?
– Не замечал.
– А какие отношения складывались с Евгенией у Веры Артамоновой?
– По-моему, Вера набивалась к ней в подруги.
– А Евгения?
– Что Евгения? Она не гнала от себя Артамонову, позволяла ей крутиться рядом.
– Вы говорите о Вере Максимовне так, словно она приблудная собачонка.
Земской хмыкнул:
– Наверное, я не совсем точно выразился.
– На той вечеринке Артамонова тоже присутствовала?
– Она на многих вечеринках присутствовала, – неопределенно ответил Земской.
– Они когда-нибудь ссорились?
– Не замечал…
– Вы пока свободны, Глеб Матвеевич, идите.
– Что значит пока? – спросил Земской.
– То и значит – пока. А потом к вам могут появиться новые вопросы.
– Благодарствую, – склонил голову в дурашливом поклоне Земской.
– Вы забыли добавить «отец родной», – не остался в долгу Наполеонов.
– В отцы вы мне не годитесь, – буркнул Глеб и поспешил убраться с глаз следователя.
Наполеонов, глядя ему вслед, улыбнулся.
После этого Шура отыскал Инну Нерадько.
Девушка стояла у окна террасы и смотрела в сад.
Подойдя к ней сзади, Наполеонов тихо кашлянул и проговорил:
– Разрешите нарушить ваше уединение, Инна Артуровна.
