Самсон сплёвывает кровь, вырывается из моих рук и бьёт в челюсть.
– Что слышал! Это мои дочки! И Стеша моя! Уже давно! Из Чекалина ещё, помнишь? – ухмыляется окровавленными губами и тут же падает на землю от очередного хука.
Харкает кровью, но всё ещё пытается встать.
– В машину его, Кость. Вези в Москву. А у меня тут дела, – смотрю вверх, где Стеша у окна, зажимает рот одной рукой, а второй держит телефон у уха.
Опускаю взгляд вниз, нахожу мобильник Самсона с ещё активным звонком.
– Не трогай её! Она моя! Моя Стешка, слышишь, мудак?! И дети мои! – вопит Самсон, пока Ворон его скручивает и тащит к машине. – Я грохну тебя, Север! Приблизишься к ним и я, клянусь, замочу тебя, тварь!
Наконец, Костян затыкает ублюдка ударом под дых и заталкивает в салон, а я поднимаю его телефон и прикладываю к уху.
– Здравствуй, маленькая. Скучала по мне? Убивалась, наверное, да? Или может моя скорая кончина тебе на руку была?
Она молчит, слышу лишь её частое дыхание и глаза огромные вижу. Эх, кошка ты моя, кошка… Что же ты наделала, дрянь ты малолетняя? Неужели и правда рога мне наставила ещё в Чекалине?
– Ты слышала, что Самсон сказал мне? Это правда? Скажи, мать твою! Не молчи, Стеша! Говори!
– Ты жив… Скажи, что это не сон. Неужели я проснусь сейчас и пойму, что ты снова мне приснился. Матвей… – она громко всхлипывает и исчезает с поля зрения, а в динамике слышится какой-то грохот.
Я же стою и тупо пялюсь на окно, как последний идиот. Через пару мгновений до меня доходит, что она упала в обморок и я срываюсь с места.
* * *
– Стеша! – меня кто-то трясёт за плечи, поднимает с пола и прижимает к себе.
Вдыхаю до боли родной запах и, открыв глаза, пропадаю в его взгляде. Живой. Тёплый. Рядом.
Болезненный стон вырывается из груди и я обнимаю его за шею так крепко, что не оторвать.
– Тихо, маленькая. Я здесь. Всё хорошо.
Позади слышатся возмущённые голоса и как кто-то из медперсонала вызывает охрану, на что Север реагирует в своей манере. Сажает меня на кушетку, достаёт пару пятитысячных купюр, бросает их в лицо доктору и захлопывает дверь перед его носом.
– Ну что, пришла в себя? – приседает рядом, положив руки мне на колени. – Кошка, как же я скучал по тебе, блядство… – сжимает мои руки, проводит пальцами по лицу, грубо, остервенело ощупывает меня, словно он, как и я, сомневается в реальности происходящего.
А я только и могу, что беззвучно плакать и до хруста в суставах стискивать, мять пальцами его воротник.
Из кювеза послышался плач – кто-то из девчонок проснулся. Матвей на мгновение замер, взирая на меня ошалелым взглядом. Потом медленно встал и повернулся на звук.
Первой заворочалась и заплакала Вика, а за ней и Ника. Крохи словно почувствовали присутствие отца, забеспокоились.
Северов подошёл к ним, застыл на несколько минут, сосредоточенно вглядываясь в лица малышек.
– Ты мне только одно скажи. Они мои?
* * *
Обидно и больно слышать такие слова в свой адрес. Особенно, после всего, что я пережила, будучи абсолютно уверенной, что Матвей погиб. Особенно из его уст.
– Как ты можешь? – в былое время я, скорее всего, высказала бы ему всё, что думаю по этому поводу и, вполне возможно, устроила бы драку, но сейчас не было сил.
Я до сих пор не могла поверить, что он передо мной, живой, настоящий, не сон.
Подошла к нему со спины и обняла, уткнувшись лицом между лопаток и ощущая жар его тела даже сквозь одежду. Похудел, осунулся… Другой стал. Какой-то отчуждённый, что ли.
– Не говори так, прошу… Я так скучала по тебе. Я же думала, что ты погиб. Я… – так много хотелось сказать, но слова вперемешку с рыданиями застревали в горле и я задыхалась. – Так хотела, чтобы ты первым взял на руки наших малышек. Но они сказали, что ты погиб, показывали фотографии, где кровь и тело накрытое плёнкой… – из груди вырвался всхлип и стало больно сердцу. – Я не знала, что мне делать! Яр сказал, что так защитит нас… Я так боялась за крошек! Им опасность грозила! А ты? Где был ты, Матвей? Почему не приходил? Столько времени, почему ты не дал мне знать, что жив?! Чтобы я не совершила этого?
Северов стоял всё так же ко мне спиной и, казалось, не дышал. Лишь громкий стук его сердца давал мне надежду, что он не марево, не иллюзия и не укор моей совести.
– Посмотри на меня! – развернула его к себе и он послушно взглянул мне в глаза. – Почему молчишь? Ты разве не видишь, как Вика похожа на тебя? Посмотри же! – толкнула его в грудь и поток слёз, наконец, хлынул из меня, смывая боль и чувство вины.
Он безошибочно перевёл взгляд на старшенькую.
– Вика? – голос чужой, не его, а я не могу говорить, лишь плачу, в грудь его уткнувшись.
Остервенело вцепившись в его плечи, сотрясаюсь от рыданий и молюсь, чтобы это не оказалось игрой моего воспалённого воображения.
Ника завозилась и захныкала, а Вика лишь молча взирала на папку своими темными глазками, словно знакомилась с ним. Матвей сглотнул и протянул к крохам дрожащую руку.
– Мои. Они мои, – словно сам с собой говорил.
И в глаза смотрят друг другу с Викой. Как будто знакомятся. А у меня внутри всё огнем полыхает от этого зрелища.
– Возьми их, – беру Вику на руки и протягиваю Северову, а он смотрит на меня с диким, каким-то паническим ужасом.
– Стеш… – отступает на шаг, как будто я не ребёнка ему даю, а нечто опасное.
– Возьми же, – передаю ему кроху и Матвею не остаётся больше ничего, кроме как взять её в свои ладони.
Рвано выдыхает и, склонившись к малышке, целует её в лоб. Она машет ручкой, задевает его нос и пытается агукать, что выглядело бы довольно комично, если бы не сама ситуация.
– Дай вторую, – шепчет Матвей, не отрывая взгляда от крошки, а я смотрю на него и понимаю, что вот он настоящий, полностью «обнажённый», как тогда, в палате у матери.
– Давай я Вику заберу, – тяну руки, но Северов отрицательно мотает головой.
– Нет, – прижимает малютку к груди и протягивает вторую руку. – Дай вторую.
Я подаю ему недовольно хныкающую младшенькую.
– Это Ника.
Матвей улыбается, разглядывая вторую дочь.
– Ника… Ты знаешь, что похожа на свою маму, а? – шепчет ей и целует в крохотный носик, а малютка зарывается своей пухленькой малюсенькой ручкой в его бороду и наконец замолкает.
– Теперь веришь, что они твои? – спрашиваю тихо, а Север, наконец, поднимает на меня взгляд.
В глазах его слёзы застыли, а я не верю тому, что вижу. Северов плачет?! Это же из области фантастики, как и то, что он жив.
