– Меня в детдом отправили потом. Мать ещё во время родов умерла, а кроме отца никого не было. Но через пару месяцев я сбежал, потому что там пиздили до полусмерти. До красных соплей месили, слышишь ты, мудачина? И тогда я поклялся, что всё, что будет у тебя станет моим! Долгие годы таскался за тобой, как преданная псина, ждал, пока ты свою империю сколотишь. Знаешь, каково оно, каждый день смотреть в глаза убийцы своего отца? Мне по ночам снилось, как я режу тебе глотку, тварь! Мать хотел твою грохнуть, чтобы ты понял, сука, что чувствовал я. Но не смог. Несколько раз, блядь пытался! Не поднялась у меня рука на неё. И я почти смирился. Почти оставил всё. А потом Стешка появилась. Как только впервые её увидел, влюбился, как пацан. Но она о тебе только трещала всё время… Спрашивала каждый день. Бляяя, – он вцепился в свои волосы и зарычал. – Я не мог смотреть, как она сохнет по тебе! Почему ты? За что тебе её любовь досталась, а, тварь?! Ты же отморозок, мразь!
– Потому что любят не за что-то. Любят просто за то, что этот человек есть, – Стеша стояла у двери зажав в руке мой ствол.
Дура… Какая же ты дура, маленькая.
Глава 23
Любовь делает нас ненормальными, сводит с ума, уничтожает все здравые мысли. И не важно сколько тебе лет, какое положение ты занимаешь в обществе и что ты любишь на завтрак. Она косит всех, без разбора. И плевать ей, что рушатся твои планы, которые, быть может, ты вынашивал всю свою жизнь.
Я понимал Стешу. Знал, что поступил бы так же, ни минуты не раздумывая, но то, что она оставила наших детей из-за меня, отнюдь не радовало. Потому что неправильно это. Не так должно быть.
– А вот и Стеша, – Самсон повернулся к ней, чем дал мне возможность освободить руки, что сейчас было крайне важно.
– Отпусти Матвея и уходи, Яр. Ничего из того, что ты себе придумал не будет и быть никогда не могло. Я не любила тебя и не люблю. Всё, что ты делаешь… Это неправильно. Уходи, слышишь?!
– А то что, Стешенька? Убьёшь меня? Того, кто столько времени тебя защищал? Того, кто за тебя готов был сдохнуть? Ну так что, давай, – он развёл руки в стороны, а Стеша перевела взгляд на меня, чем, собственно, и сдала.
Только я к Яру шагнул, как он повернулся и выстрелил, а Стеша вскрикнула. В боку дыра, из которой хлещет кровь, но я ничего не чувствую, только отчего-то становится смешно. Раздаётся второй выстрел. Хочу протянуть руки, чтобы схватить падаль за глотку и вырвать ему кадык, но вместо этого падаю на колени.
И третий выстрел. Только после него падает Самсон.
Стеша роняет ствол на пол, растерянно смотрит на свои руки и, всхлипнув, поднимает взгляд на меня.
– Матвей… Я его убила.
– Умница, – шепчу беззвучно и приземляюсь рядом с трупом Яра.
– Матвей! – слышу Стешин крик и вой сирен.
Она подбегает ко мне, пытается перевернуть на спину и с моей помощью ей удаётся. Что-то шепчет, плача и причитая, зажимает своими маленькими ладошками мои раны и целует лицо.
– Что за сирены? Ты ментов, что ли, вызвала?
Всхлипывает, кивает. Пытается накрыть меня непонятно откуда взявшимся пледом.
– Пистолет неси сюда.
– Зачем?
– Быстро, Стеша! – рычу от боли, что потихоньку забирает в свой плен, а кошка убегает за стволом.
– Вот… Но зачем? Что ты задумал?
– Вытирай свои отпечатки. Быстро.
Она растерянно смотрит на меня, хлопает глазами.
– Не надо… Я всё расскажу, они поверят.
– Вытирай! Осторожнее с курком.
Она сопит, ревёт, но стирает отпечатки краем кофты и протягивает ствол мне.
– Запомни, ты пришла только что. Яр уже был мертв. Я его убил, – её лицо вижу уже мутно, похоже, скоро накроет.
– Всем лежать! – слышу крик ментов и их топот.
На том и отрубаюсь.
* * *
Я снова переживаю свой худший кошмар… Уже во второй раз. Понимаю, что говорит врач, слышу всё и осознаю, но слёзы катятся по щекам сами собой. Доктор утверждает, что раны не смертельны, а я смотрю на полицейских у его палаты и становится безумно горько. Я снова теряю Матвея. Он выжил, но теперь отправится в тюрьму за побег, подделку документов, убийство своего охранника и неизвестно что ещё навесят на его буйную голову. В общем, сидеть ему есть за что.
Тут же набежали адвокаты, с блеском в глазах предчувствуя кровавый бой за жирный кусок от этого дела. Какой-то прокурор, что, как оказалось, охотился за Северовым со времен двухтысячных и Ворон со своими братками. Вот уж весело. Не больница, а зал суда.
Приехала и Елена Львовна с Максом. Вручила мне девочек и потащила к себе домой. Увидеть Матвея мне так и не дали.
* * *
А утром повестка и очередной допрос в полицейском участке, где неприятный дядька смотрел на меня с презрением и даже отвращением.
– Итак, Стефания, – меня передёрнуло от ненавистного имени да ещё и произнесенного таким тоном, словно я убила всю семью этого следователя. – Назовите точное время, когда вы зашли в дом.
– Я не могу сказать точное время. Не ношу часов, – ответила сухо, уже ненавидя этого гада, что так и рыщет, что бы ещё такого повесить на Северова. – Это не имеет никакого значения. В Ярослава стреляла я. Всё.
Да, я всё же решилась сказать правду. Потому что не хотела, чтобы Матвей отвечал за то, чего не делал. На его плечах и так немало груза, а он всё ещё в реанимации.
– Но как вы объясните тот факт, что пистолет, из которого стреляли в гражданина Самсонова оказался в руке вашего сожителя и ваших отпечатков там не было обнаружено? Мм?
Накатила какая-то апатия. Я смотрела на лысину следователя, на которой выступили капельки пота и думала о том, что эти три волосинки, которыми он попытался прикрыть свою плешь скорее её подчёркивают, нежели скрывают. А ещё хотелось спать. А в идеале, проснуться и осознать, что события последних суток мне просто привиделись во сне.
– Я стёрла их. Отпечатки. И отдала пистолет Матвею, пока он ещё был в сознании.
Следователь ехидно усмехнулся.
– А зачем вы это сделали?
– Так мне велел Матвей, – пожала плечами.
– А вы всегда делаете то, что вам говорит ваш… Хм… Сожитель? – интересно, что этот лысый урод хотел сказать на самом деле?
– Не всегда. Но в тот момент имела глупость послушаться.
– Что ж… Мне всё ясно. Можете идти Стефания, – кивнул на дверь и уткнулся в свои бумажки.
– А как же мои показания? – спросила удивлённо, когда поняла, что он даже ничего не записал.
– А что с вашими показаниями? – вздохнул устало и уставился на меня своими бесцветными глазами.
– Разве вы не должны их записать и дать мне на подпись?
