Матвей вздохнул, отвёл взгляд в сторону, словно не решаясь рассказывать мне. Шумно вздохнул.
– Самсон мне за отца своего мстил. Много лет назад тот погиб по моей вине. Долгая история, не думай об этом. Тебя это не касается и больше не коснётся. Яр мёртв, а значит, всё закончилось.
Что? Неужели до сих пор не знает? Я сглотнула и взяла его за руку.
– Вообще-то нет… Яр жив. Он сейчас тоже в больнице, только в другой.
Матвей выругался и, застонав, закрыл глаза, откинул голову назад.
– Вот тварь живучая!
А мне вдруг до зуда в ладонях захотелось надавать Матвею пощёчин. Когда закончится их наиглупейшая, бессмысленная война? Ради чего? Один мстит, второй подхватывает, а страдаю я и мои дети. Взрослые мужчины ведут себя, как обиженные подростки, не заботясь о том, что их война цепляет невинных.
– То же самое он может сказать и о тебе.
– Что? – Северов нахмурился, вглядываясь, а моё лицо.
– То. Может хватит уже? Вы не наигрались ещё? Когда остановитесь? Когда кто-нибудь погибнет? Когда пострадаем я и твои дочери? Ты этого ждёшь?
Матвей притянул меня к себе, побелел от боли, когда упала на него почти всем телом, но не отпустил.
– Не смей! Этого не случится никогда! Вы не пострадаете! – рычал мне в губы, обжигая своим горячим дыханием, отчего закружилась голова. – Я всё решу.
Нашла в себе силы оттолкнуть от себя его руки и подняться.
– Что ты решишь, Матвей? Убьёшь его? И снова всё начнётся по новой? Проблемы, как снежный ком, будут расти и в итоге снова перестрелки, полиция, тюрьма? Если, конечно, дойдёт до тюрьмы в следующий раз. Этого ты хочешь? Что ж, делай как знаешь. Но в таком случае, у тебя нет семьи. Нет нас. Я заберу девочек и уеду так далеко, что никто – слышишь? – никто не найдёт нас. Даже ты. И меня никто не остановит, ни Воронов, ни твои обещания, что всё будет хорошо. Потому что не будет хорошо до тех пор, пока ты не прекратишь всё это. Я не хочу каждый день просыпаться со страхом и предчувствием чего-то страшного, необратимого! Я не хочу жить со страхом за дочерей, за тебя и за наше будущее. Знаешь, однажды я уже пережила твою смерть, Матвей. И снова просто не выдержу. Поэтому я лучше уйду и не буду смотреть на то, как ты убиваешь себя и меня заодно.
Столько боли в его глазах и столько безразличия в моих словах… В груди так больно и хочется кричать, но вряд ли меня кто-то услышит.
– Стешка… Не уходи, – он протянул ко мне руку, но я отступила на шаг назад. – Маленькая, нет. Ты не сделаешь этого.
– Прости, – я бросилась к двери и, вздрогнув от его раскатистого рыка, распахнула дверь.
Не удержалась, обернулась ещё раз и меня обожгло волной адской боли. Сцепив зубы, Матвей пытался встать, вырывая из вен катетеры, а я… Я лишь молча вышла и захлопнула дверь, чтобы в следующий момент упасть на пол и закричать от разрывающей душу тоски.
Кто-то поднял меня на ноги и поволок по коридору. Я не сопротивлялась. Лишь повесив голову, плелась за мужчиной, в котором из-за пелены слёз не сразу узнала Макса.
– Отвези меня к Самсону, – велела уже в машине, но охранник отрицательно мотнул головой.
– Не могу, Стеша. Мне Ворон сказал домой тебя отвезти.
– А кто такой твой Ворон, что он мне приказывать будет?! А?! Может он мой муж?! А ты кто, не забыл?! Ты работаешь на Матвея! А я его жена! Так будь добр, выполнять свои обязанности! Вези к Самсону, я сказала! – заорала на него не своим голосом, аж заболело горло.
Макс тут же выровнялся и выпучил глаза на дорогу.
* * *
Единственным глазом Ярослав смотрел в окно, наблюдая, как осыпаются с деревьев листья.
– Я вам принесла суп… Вы со вчерашнего дня ничего не ели, – Соня появилась, как всегда бесшумно.
Подошла к нему, поставила на тумбочку поднос.
– Это с каких пор в больницах так вкусно кормят? – с наслаждением втянул запах наваристого бульона.
– А это не больничный… Я сама сварила. Для вас, – девушка робко улыбнулась.
Теперь, когда повязку оставили только на больном глазу, Самсон мог её рассмотреть. Молодая, маленькая, худенькая, симпатичная. Обычная девушка, каких много. Такие обычно годам к двадцати выходят замуж, рожают детишек. А эта суп зеку таскает.
– Зачем?
Она открыла рот, видимо, не зная, что ответить.
– Ну как зачем… Чтобы вы поели. Я же знаю, как в нашей столовке готовят. От такой еды отравиться можно, – усмехнулась, словно защищаясь от него этой улыбкой.
Чудная девчонка, честное слово.
– Ну давай свой суп, раз принесла. Но больше так не делай, – непонятно зачем заворчал на неё, а девушка смутилась.
А суп оказался на вкус такой, как он и представлял. По-домашнему вкусный. Настоящий. Не то дерьмо, которым он привык питаться. Хорошо готовит девчонка, повезёт кому-то. Если, конечно, тупить не перестанет. Стоит, наблюдает с умилением, как он ест. Ну не дура?
Отдал ей пустую тарелку и, даже не поблагодарив, указал на дверь.
– А теперь иди и чтобы ничего подобного впредь не было. Поняла? Я не тот, кто тебе нужен, поверь.
Соня покраснела до корней волос и, извинившись, убежала прочь. Вот так-то получше будет. А то пришла тут, вся такая радужная да воздушная. Что за кайф одноглазому зеку глазки строить?
А через полчаса уже жалел, что вышвырнул её так по-хамски. Она же не виновата, что он придурок, одержимый возмездием, положивший на эту никому нахрен ненужную месть всю свою жизнь.
В палату вошла какая-то другая медсестра, на которую Самсон поначалу даже не обратил внимания, продолжая бездумно пялиться в окно. Взглянул на девушку лишь тогда, когда она села на стул рядом.
– Стеша? – схватился за поручень койки, чтобы подняться, но она остановила его жестом.
– Не стоит. Ещё несколько дней назад ты мне угрожал и стрелял в Матвея. Не нужно сейчас включать джентльмена, – голос её холодный, острым лезвием по сердцу.
Смотрит на него презрительно. Ещё хуже, чем раньше.
– Прости меня, мелкая, – протянул ей руку, но она даже не шелохнулась.
В принципе, ничего другого не ожидал. Да что там… Он даже не думал, что она придёт к нему.
– Я хочу знать о твоих планах на дальнейшую жизнь. Раз уж ты выжил. Расскажешь?
Самсон хмыкнул. Ну конечно…
– Я не стану больше мстить, если ты об этом.
– Мстить? – Стеша усмехнулась, а потом захохотала.
Зло, не тем смехом, в который он когда-то влюбился. Приглушённо, без тех звонких, заразительных ноток, что прежде. Она и сама словно другой стала. Старше, что ли. Во взгляде появились высокомерие и язвительность.
– Стеш…
