Все остальное признали либо ненужным, либо ветхим (даже рамы для картин оказались изъедены червем), с трудом стащили вниз и свалили рядом с мусорными ящиками до следующего приезда мусорного грузовика, в надежде, что за полкроны мусорщик увезет всю эту рухлядь прочь.
Итак, мансарда освободилась. Стоя бок о бок и обводя ее взглядом, Джудит и Филлис обсуждали, как теперь ее использовать. Анна копалась старой оловянной ложкой в газоне; Мораг изо всех сил старалась помочь ей в этом полезном деле. Филлис время от времени подходила к окну и поглядывала вниз, желая убедиться, что с ребенком все в порядке.
Бидди была на кухне. В замызганной, захватанной жирными пальцами поваренной книге Изобель она нашла рецепт сладкой настойки на цветках бузины. Бузина как раз цвела, ее кремовые, с тонким ароматом цветы осыпали живые изгороди, и Бидди горела энтузиазмом. Стряпать она терпеть не могла, но приготовление настойки за готовку не считала. Готовка – это всякие там рагу, жаркое из баранины, пироги с вареньем и торты; браться за что-либо подобное у нее никогда и в мыслях не было. А вот приготовление чудесных напитков – это было по ее части, тем более что ничего не нужно было покупать – все, что требовалось, росло на придорожных кустах.
– Я думаю, надо сделать тут спальню для гостей, – говорила Филлис. – Одну сейчас занимает миссис Сомервиль, а если еще кто-нибудь захочет приехать погостить?
Джудит не соглашалась.
– Это будет пустая трата места. На мой взгляд, нам нужно устроить здесь детскую для Анны. Можно поставить кровать, несколько полок под ее книжки и еще, может быть, старый диван. Диваны всегда придают уютный вид. И ей будет где играть, пусть себе устраивает тут кавардак в дождливые дни.
– Но Джудит! – спорила Филлис. – У нас и так есть большая спальня. Это же твой дом, а не мой. Мы не можем занять у тебя всю жилую площадь…
– Хорошо, а как быть, если Сирилу дадут отпуск? Он захочет побыть с тобой и с Анной. И тоже приедет сюда. Если, конечно, он не предпочтет пожить у родителей.
– Нет, уж этого он точно не захочет.
– Не можете же вы спать все вместе, в одной комнате. Это будет не совсем прилично. Анна уже не грудной младенец.
Филлис немного смутилась.
– Раньше спали, и ничего.
– Слушай, я не хочу, чтобы в моем доме вы жили в тесноте, как «раньше». В этом нет необходимости. В общем, решено. Эта комната достается Анне. Пора ей привыкать спать одной. Кровать ей мы поставим настоящую, взрослую, так что, если кто-нибудь приедет в гости с ночевкой, мы Анну на время выселим и гостя положим на ее кровати. Как ты находишь такой компромисс? Пол застелем ковром…
– Сойдет и линолеум.
– Линолеум холодный. Нет, нужен ковер. Я думаю, синий. – Мысленно примеривая к комнате синий ковер, Джудит огляделась. В мансарде было просторно и много воздуха, но лишь одно маленькое окошко, поэтому из-за наклонного потолка здесь казалось темновато. – Стены покрасим в белый цвет, это сделает комнату светлее. Вот только камина нет. Придется подумать над тем, как обогревать комнату зимой…
– Парафиновая печка сойдет.
– Не люблю я парафиновые печки. По-моему, они небезопасны…
– Мне нравится, как от них пахнет…
– Но Анна может ее уронить, и тогда от нас одни угольки останутся. Может быть…
Но ей не пришлось докончить – внизу хлопнула передняя дверь и послышался громкий, взволнованный крик: «Джудит!»
Лавди.
Джудит вышла с Филлис на площадку и, перегнувшись через перила, увидела бегущую вверх по лестнице Лавди. На нижней площадке та остановилась.
– Джудит, ты где?
– Тут, наверху!
Лавди снова бросилась бегом по лестнице и через секунду уже была на последнем пролете. Ее лицо раскраснелось от жары и бега, кудряшки подпрыгивали, широко раскрытые фиалковые глаза горели самозабвенным восторгом. На полдороге она уже выплескивала им:
– Вы не поверите! Только что звонил Гас!.. – Она задыхалась, как будто бежала сюда от самого Нанчерроу. – Звонил полчаса назад. Из Саутгемптона. Из больницы. Он ранен. На костылях. Но жив…
Ковры, линолеум, обогреватели – все моментально забылось. Джудит издала торжествующий вопль и протянула руки навстречу подруге. Они сжимали друг друга в объятиях, целовались и в обнимку пританцовывали на лестничной площадке, словно дети. Лавди была все еще в своих грязных старых вельветовых штанах, с незаправленной рубашкой, и от нее разило коровником, но все это не имело значения, ничто не имело значения, кроме того, что Гас жив, что ему не грозит никакая опасность.
Наконец они перестали кружиться, и Лавди плюхнулась на верхнюю ступеньку.
– Я так запыхалась, отдышаться не могу. Домчалась до Роузмаллиона на велосипеде, оставила его у церковного кладбища и, хотите – верьте, хотите – нет, к вам на холм всю дорогу бежала бегом. Не могла дождаться, так хотела вам сообщить.
– Ты могла бы позвонить.
– Нет, я хотела быть здесь, видеть ваши лица.
На лице Филлис, однако, читалась озабоченность и тревога.
– Он ранен? Это опасно? Серьезное ранение?
– Не знаю. Наверно, пулевое в ногу. Он на костылях, но все, кажется, не так уж страшно. У нас не было времени поговорить. Буквально несколько секунд – и нас разъединили. Но завтра он едет домой в Шотландию и обещал оттуда написать…
– Как же он вырвался из Франции? – недоумевала Джудит. – Как ему удалось?
– Говорю же тебе, я сама ничего не знаю. Он не успел сказать только, что жив и в безопасности.
– Настоящее чудо.
– Вот-вот, и я так подумала. У меня просто ноги подкосились. А мама говорит: вы все должны быть у нас в Нанчерроу сегодня вечером – папчик собирается открыть шампанское. Все до одной – и Филлис, и Анна, и Бидди. Чтобы получилась настоящая вечеринка…
Бидди.
Одна и та же мысль пришла им троим в голову, и на мгновение все замолчали. Гас выжил, зато Нед не вернется никогда. Даже Лавди со своей бурной радостью притихла. Понизив голос, она спросила:
– Где Бидди?
– На кухне.
– Господи, надеюсь, она не слышала, как я вломилась с воплями. Мне надо было сначала подумать. Мне просто в голову не пришло.
– Конечно не пришло. Да и с какой тебе стати было думать об этом? Разве можно запретить себе быть счастливой? Даже смерть Неда не может помешать нам от души радоваться за тебя. Думаю, нам следует спуститься к Бидди сейчас же и рассказать обо всем. Она такая великодушная; если ей и станет немножко горько, виду она не покажет. Да ей уже и гораздо легче, даже имя Неда она произносит спокойным тоном. А если она начнет хандрить, скажем ей о вечеринке с шампанским и поахаем над ее настойкой из бузины.
