– Для центрального отопления понадобится еще один паровой котел.
– Его можно установить за судомойней…
Джудит показала ему место, которое имела в виду, и еще пять приятных минут прошли в обсуждении этого вопроса и трудностей, связанных с проводкой труб через старые, толстые каменные стены. А затем к ним присоединились Филлис с Анной – они собирали горох к обеду, – и, еще поговорив о том о сем, Джереми опять взглянул на часы и сказал, что теперь ему действительно пора.
Джудит пошла проводить его до машины.
– Сколько ты пробудешь в Нанчерроу?
– Пару дней.
– Мы еще увидимся? – спросила она.
– Ну конечно. Знаешь что, приходи-ка ты сегодня ближе к вечеру, прогуляемся вместе в бухточку. Возьмем с собой всех желающих. Можно искупаться.
Это была заманчивая идея. Джудит так давно не была в бухточке.
– Ладно. Я на велосипеде приеду.
– И купальник захвати.
– Ага.
– Тогда, значит, около трех?
– Идет. А если у них окажутся другие планы и потребуется твое участие, тогда просто позвони мне.
– Хорошо.
Он сел в машину, она стояла и смотрела, как он уезжает. А потом вернулась на кухню, села за стол и стала помогать Филлис и Анне лущить горох.
Гортензии по сторонам длинной подъездной аллеи Нанчерроу были в самом цвету, и в рассеянном солнечном свете, просачивающемся сквозь ветви высоких деревьев, Джудит казалось, будто она катит на велосипеде по дну лазурной реки. Перед выездом она переоделась в шорты и старую рубашку. В корзинке велосипеда лежали полосатое пляжное полотенце, купальник, толстый свитер и пакетик хрустящего имбирного печенья – перекусить после купанья. Ей невтерпеж было окунуться, и она надеялась, что Лавди, а может быть, и Афина составят им с Джереми компанию.
Она выехала из коридора деревьев, и шины зашуршали по гравию. Слабый утренний туман уже разошелся, но по-прежнему дул мягкий западный ветерок. Окна Нанчерроу отсвечивали на солнце, куры Лавди, запертые в своем проволочном загоне сбоку дома, громко квохтали.
Поблизости не видно было ни души, но парадная дверь была распахнута. Джудит прислонила велосипед к стене дома, взяла купальные принадлежности, свитер и только повернулась, чтобы отправиться на поиски людей, как чуть не вскрикнула от неожиданности: перед ней стоял Джереми – вырос как из-под земли.
– Ах ты, негодник! До смерти напугал! Как это ты так незаметно подкрался?
Он взял ее за обе руки повыше локтей и держал крепко, как будто боялся, что она вырвется и убежит.
– Не надо тебе входить, – сказал он.
Лицо у него было напряженное и, несмотря на загар, очень бледное, на щеке под скулой билась жилка. Джудит ошалело уставилась на него.
– Почему?
– Полчаса назад позвонили… Эдвард погиб.
Хорошо, что он держал ее, потому что колени у нее задрожали и на миг ее охватило ужасное смятение, – ей показалось, будто она разучилась дышать и вот-вот задохнется. Эдвард мертв. Она замотала головой в яростном неприятии:
– Нет! Только не он… Джереми, только не Эдвард!
– Звонил командир его подразделения. Он говорил с полковником.
Эдвард.
То, чего все они так долго боялись, смутно, в глубине души с ужасом ожидали, – в конце концов случилось, грянуло как гром. Она посмотрела Джереми в лицо – в его глазах, за стеклами очков, без которых почти невозможно было его представить, блестели слезы. «Какое горе для всех нас! – подумала она. – Все мы, каждый по-своему, любили Эдварда. Для каждого из нас и для каждого, кто его знал, это будет огромной утратой».
– Как это произошло? – потребовала она. – Где все это было?
– Над Дувром, в «Адском углу»
[77]. По судам в порту был совершен мощный удар с воздуха. «Штуки», пикирующие бомбардировщики, и истребители «мессершмитты». Массированная, интенсивная бомбежка. Наши истребители врезались во вражеские ряды. Они уничтожили двенадцать немецких самолетов, но потеряли три собственные машины. Одной из них был «спитфайр» Эдварда…
Не может быть, чтобы не было никакой надежды. Потрясение внутренне опустошило Джудит, выжало из нее все силы, но теперь ее вдруг охватила бессмысленная ярость.
– Но откуда они знают?! С чего они взяли, что он мертв? Откуда такая уверенность?
– Летчик с другого «спитфайра» изложил все в своем докладе после выполнения задания. Он видел собственными глазами. Прямое попадание. Столб черного дыма. Самолет стал стремительно падать и штопором вошел в море. А потом – взрыв. Никто не катапультировался, никто не выбросился с парашютом… Никто не мог остаться в живых.
Она безмолвно выслушала эти страшные слова, и последняя надежда умерла навсегда. А потом он шагнул вперед и обнял ее. Она выронила на землю свернутые в узел полотенце со свитером, обвила руками его талию, прижалась щекой к его плечу, к пахнущей чистотой рубашке, к его теплому телу; так они и стояли, утешая друг друга. Она думала о родных Эдварда, которые находились сейчас где-то здесь, в доме. Любимцы фортуны Кэри-Льюисы, сраженные безутешным горем. Война добралась и до них, вторглась в красивый, счастливый, солнечный дом. Диана и полковник, Афина и Лавди. Как удастся им смириться с ужасом этой потери? Об этом лучше было не думать. Ясно одно: ей, Джудит, нет места в их семейной скорби. Да, когда-то она ощущала себя одной из Кэри-Льюисов; когда-нибудь, наверно, так будет снова; но сейчас, в этот момент, она была в Нанчерроу чужой, посторонней.
Она отстранилась от Джереми, осторожно высвободившись из его объятий, и заговорила:
– Нам нельзя здесь находиться, ни тебе, ни мне. Нельзя оставаться. Мы должны уйти, немедленно. Оставить их.
Сбивчивый, торопливый лепет… но он понял смысл ее слов.
– Иди, если хочешь. Да, тебе лучше уйти. Домой, к Филлис. А я должен остаться. Всего на пару дней. Полковник, наверно, переживает за Диану. Ты же знаешь, как он о ней всегда печется… Так что лучше, если я буду рядом. Может, ему потребуется моя помощь. Пусть даже всего несколько слов в утешение.
– Правильно, еще один мужчина в доме. На месте полковника я бы хотела, чтобы ты остался. О, Джереми, как бы я хотела быть такой, как ты! Сильной. Ты так много можешь дать им в эту минуту, а я… я чувствую, что мне совсем нечем им помочь. Я просто хочу сбежать. Вернуться домой, к себе. Ужасно, правда?
Он улыбнулся:
– Тут нет ничего ужасного. Если хочешь, я тебя довезу.
– У меня велосипед.
– Езжай осторожно, пожалуйста.
Он нагнулся, поднял ее полотенце и свитер, стряхнул с них пыль и песчинки и положил в корзину велосипеда. Потом взял велосипед за руль и подвел к ней: