– Можешь подниматься, – сказала она Хетер, и вдвоем они обошли все комнаты, даже те, куда Джудит не собиралась заглядывать, – чтобы убедиться, что нигде не осталось ни малейшей щелочки, через которую наружу мог бы пробиться свет. Когда с этим делом было покончено, Хетер сняла мокрое пальто и сапожки, включила камин, зажгла несколько ламп. Тотчас все вокруг приобрело совсем другой вид, стало тепло и уютно.
– Все бы на свете отдала за чашку чая, – сказала она Джудит.
– Я тоже, но мне сначала нужно принять аспирин.
– Плохо себя чувствуешь?
– Да, плоховато.
– У тебя и впрямь больной вид. Думаешь, это грипп?
– Типун тебе на язык!
– Ладно, иди выпей таблетку, а я приготовлю чай. – Хетер стала спускаться по лестнице. – Не беспокойся, я одна управлюсь.
– Я купила немножко хлеба, можно поджарить тосты.
– Это мысль.
Джудит сняла шинель и положила ее на кровать, потом стащила обувь с мокрыми чулками и сунула ноги в мягкие, с начесом тапочки. Свою форменную тужурку она тоже сняла, а вместо нее натянула свитер из тонкой шерсти, который привезла с собой из Портсмута. Потом проглотила аспирин и прополоскала второй раз горло. Взгляд в зеркало настроения не поднимал: лицо осунулось, под глазами, точно синяки, выступили темные круги. Была бы тут Бидди, она бы непременно прописала ей горячий пунш; впрочем, как его приготовишь – в доме не было ни виски, ни меда, ни лимона.
Когда Джудит вернулась в гостиную, Хетер уже принесла поднос с чаем. Они уселись у огня, чтобы можно было поджаривать хлеб на длинной вилке, потом скупо намазывали тосты маргарином и малиновым джемом.
– Вкус пикника, – удовлетворенно заметила Хетер, облизывая сладкие пальцы. – Мы всегда брали с собой малиновый джем. – Она огляделась. – Мне тут нравится. Нравится, как все сделано – эти бледные тона, и занавески, и вообще все. Ты часто здесь бываешь?
– Каждый раз, когда приезжаю в Лондон.
– Это гораздо лучше, чем гостиница для служащих ЖВС.
– Может, все-таки останешься?
– Не могу.
– А ты не можешь позвонить и сказать там кому-нибудь, что заболела?
– Нет. Завтра я должна быть на службе.
– Когда твой поезд?
– В семь тридцать.
– С какого вокзала?
– С Юстона.
– Как ты туда будешь добираться?
– На подземке до Слоун-сквер.
– Хочешь, я поеду с тобой? Провожу тебя.
– Нет, – отрывисто ответила Хетер, потом добавила: – Не с такой же простудой, как у тебя. Тебе нельзя больше выходить сегодня. Ложись лучше в постель.
У Джудит создалось впечатление, что, будь она даже здорова как бык, Хетер все равно бы не захотела, чтобы ее провожали до вокзала; она не хотела, чтобы Джудит узнала даже приблизительное направление ее пути. Все было покрыто такой таинственностью, что даже не по себе становилось. Хотелось надеяться, что из ее подруги не готовят шпионку, – страшно было подумать, что ее могут тайно забросить с самолета куда-нибудь во вражеский тыл.
Они могли бы еще говорить и говорить, но оглянуться не успели, как для Хетер настало время уходить.
– Уже?
– Не хочу рисковать, я должна непременно попасть на этот поезд, – когда приеду, меня будет ждать машина.
Джудит представила полустанок в какой-нибудь глуши, терпеливо ожидающий служебный автомобиль, потом – долгая поездка по нескончаемым петляющим проселкам. И вот – конечный пункт; запертые ворота на электрическом приводе, высоченный забор с колючей проволокой, злые сторожевые псы. А по ту сторону колючей проволоки, в центре паутины тропок, грозно высится викторианский замок, оглашаемый по ночам совиным уханьем.
Джудит стало не по себе от этой мысленной картины, даже жутковато, и она от души порадовалась, что у нее такая скучная, такая обыкновенная работа – исполнять поручения капитан-лейтенанта Кромби, печатать на машинке под его диктовку, отвечать на телефонные звонки. По крайней мере, не нужно ничего таить. И не надо работать по воскресеньям.
Хетер стала одеваться – натянула более или менее подсохшие у огня сапоги, застегнула пуговицы своего дивного алого пальто, повязала на волосы цвета воронова крыла шелковый шарфик.
– Все было здорово. Чудесный день, – сказала она.
– Спасибо тебе за концерт, давно не получала такого удовольствия.
– Надо нам встретиться еще. И не делать больше таких перерывов. Нет, не спускайся, я выйду сама.
– И все-таки мне бы хотелось проводить тебя до поезда.
– Не говори ерунды. Полезай-ка лучше в горячую ванну, а потом ложись в постель. – Поцеловав Джудит, она добавила: – Жаль, что приходится оставлять тебя одну в таком состоянии.
– Да я в порядке.
– Не пропадай. Обязательно напиши, если узнаешь что-нибудь о родных. Я буду думать о тебе.
– Напишу. Обещаю.
– Адрес ведь у тебя есть? Номер почтового ящика и прочее. Несмотря на всю эту конспирацию, письма до меня все-таки доходят.
– Хорошо. Если что-нибудь узнаю, напишу тебе.
– Пока, родная.
– Пока.
Торопливое объятие, поцелуи – и Хетер повернулась к двери. Спустилась вниз и вышла на улицу. Заспешила прочь по Кэдоган-Мьюз, и вскоре ее шаги стихли.
Наступила тишина – только шумел дождь, да со Слоун-стрит изредка доносилось гудение проезжающей машины. Хоть бы налета сегодня не было, думала Джудит. Да, определенно, не будет – слишком мерзкая погода, бомбардировщики любят летать в ясные, лунные ночи. Без Хетер стало как-то пусто, и она включила радиолу. Когда густые аккорды Концерта для виолончели Элгара наполнили комнату, ощущение покинутости прошло. Она отнесла чайный поднос на кухню, вымыла чашки и положила их на сушилку. Поставив чайник на огонь, нашла резиновую грелку, наполнила ее горячей водой, потом вернулась в спальню и, отогнув край постели, положила ее под одеяло. После этого выпила еще пару таблеток аспирина (самочувствие уже было хуже некуда), набрала полную ванну и почти час пролежала в горячей как кипяток воде. Вытершись после ванны, надела ночную рубашку, а сверху – свитер. Музыка закончилась, и Джудит выключила радиолу, но камин гасить не стала и оставила дверь спальни открытой, чтобы тепло расходилось по дому. Потом нашла старый номер «Вог» и забралась с ним в постель. Откинувшись на мягкие подушки, она минуту-другую листала глянцевые страницы, но усталость быстро взяла свое, и Джудит закрыла глаза.
И почти тотчас же (по крайней мере, так ей показалось) открыла их снова.
Звук. Внизу. Сердце тревожно подпрыгнуло. Щелкнул замок. Входная дверь открылась и тихо закрылась опять.
В доме кто-то есть. Несколько секунд она лежала неподвижно, оцепенев от страха, потом вскочила с кровати, выбежала в открытую дверь и бросилась через гостиную к лестнице, намереваясь – если гость окажется недругом – шарахнуть его по голове, пока он будет подниматься, первым попавшимся под руку тяжелым предметом.
