Ривервью, где прошло ее отрочество, не могло не вызывать щемящих воспоминаний. Пусть это было жилье временное, взятое внаем, никогда им, по существу, не принадлежавшее, но на протяжении четырех лет это был их дом. Ей вспомнился спящий сад в летние вечера, когда синие морские воды накатывали с приливом на илистую отмель; и перестук колес поезда, пробегавшего день-деньской из Порткерриса и обратно. Сойдя с этого поезда, она поднималась к дому по крутой тенистой дорожке меж деревьев, вбегала в переднюю дверь и звала: «Мама!» И мама всегда была там. В гостиной, за столиком с чаем, в окружении своих собственных, таких милых вещей. Джудит мысленно увидела, как Молли, сидя за туалетным столиком, переодевается к обеду и пудрит свой маленький, аккуратненький нос; услышала, как она на ночь читает книжку маленькой Джесс.
Тихие, бедные событиями годы, никого почти и не бывало у них в доме. Разве что дядя Боб и Бидди, иногда с Недом, приезжали летом на несколько дней. Визиты Сомервилей, рождественские представления для детей в порткеррисском театральном клубе и пасхальные прогулки на Веглос, когда зацветал первоцвет, были самыми яркими моментами в этой размеренной жизни. Один день незаметно переходил в другой, сменялись времена года, и никакие серьезные события не возмущали плавного течения времени. Но и плохого ничего тоже не происходило.
Увы, существовала и оборотная сторона медали. Кроткая, нежная Молли Данбар была далеко не самой лучшей матерью. Боялась садиться за руль своего маленького автомобиля, отказывалась проводить время на сырых пляжах на холодном северном ветру, стеснялась новых людей, была неспособна принимать любого рода решения. Перемены всегда страшили ее (Джудит помнила, как она разнервничалась, когда узнала, что ей предстоит отправиться не в знакомый Коломбо, а в неведомый Сингапур). К тому же она была очень слаба, быстро утомлялась и под любым предлогом спешила удалиться к себе в спальню.
Молли нуждалась в том, чтобы ее постоянно направляли и поддерживали. В отсутствие мужа, который мог бы сказать ей, что и как делать, она обращалась за помощью к женщинам с более сильным, чем у нее, характером – к тете Луизе, Бидди Сомервиль и Филлис. Хозяйство в Ривервью целиком находилось в руках Филлис, это она за всем следила, улаживала дела с торговцами, убирала с глаз подальше Джесс, когда девочка капризничала, чтобы та не донимала мать своим нытьем.
Молли была не виновата в том, что оказалась столь слабой и мягкой, – такой уж она родилась. Но легче от этого не становилось. Скорее наоборот. В некоторых женщинах война с ее бедствиями, сумятицей, голодом и лишениями выявила все самое лучшее – непоколебимое мужество, предприимчивость и упорную решимость выжить. Молли Данбар была лишена подобных внутренних ресурсов. Она могла сломаться. Потерпеть поражение. Погибнуть.
«Нет», – услышала Джудит собственный голос, у нее невольно вырвалось это восклицание – мучительная попытка отогнать свои страхи. Она повернулась на живот, уткнулась лицом в подушку и свернулась калачиком, в позе не рожденного еще младенца, надежно укрытого от всех опасностей в утробе матери, словно так можно было оградить себя от горя и отчаяния. Вскоре она услышала шаги на узкой лестнице – Джереми возвращался из кухни. Вот он прошел через гостиную.
– Ты меня звала? – услышала она его голос. Зарывшись лицом в подушки, она отрицательно мотнула головой.
– Я принес тебе волшебную пилюльку. И стакан воды, чтобы ее запить.
Она не шелохнулась.
– Джудит. – Он сел на край постели рядом с ней, придавленное его весом шерстяное одеяло натянулось у нее на плечах. – Джудит…
В ярости от душивших ее рыданий она рывком перевернулась на спину и вонзила в него взгляд заплаканных глаз.
– Не надо мне никаких пилюль! Ничего не надо! Хочу одного – быть с мамой!
– Дорогая…
– А ты обращаешься со мной, как врач с пациенткой! Ведешь себя как бесчувственный профессионал!
– Я не хотел тебя обидеть.
– Ненавижу себя за то, что не могу быть сейчас рядом с ней.
– Ты не должна винить себя. Столько людей тебя любят!
Ее поведение ничуть не обескуражило Джереми, и под действием его слов ее мгновенная вспышка раздражения погасла, уступив место раскаянию.
– Прости.
– Ты плохо себя чувствуешь?
– Я не знаю, как я себя чувствую.
Он ничего не ответил. Только потянулся за пилюлей, которая и вправду похожа была на крошечную бомбочку, потом взял стакан с водой.
– Сначала выпей это, а потом уж будем говорить.
Она с сомнением посмотрела на лекарство:
– Она точно меня не отключит?
– Абсолютно точно. Просто ты почувствуешь себя во сто крат лучше и будешь хорошо спать. На вид она не очень съедобная, но если запить одним большущим глотком, то в горле не застрянет.
– Ладно, – вздохнула она.
– Вот и умница.
Джудит с усилием приподнялась на локте, взяла пилюлю в рот и запила лондонской водопроводной водой с металлическим привкусом. Джереми одобрительно улыбнулся:
– Молодец! Даже не поперхнулась. – Он взял у нее стакан, и она с облегчением упала обратно на подушки. – Может, попробуешь заснуть?
– Нет.
– Хочешь поговорить?
– Так глупо… я не могу перестать думать. Лучше бы ты дал мне таблетку, которая усыпила мою тревогу.
– Увы, такой нет у меня.
В его словах чувствовалось искреннее сожаление.
– Какой идиотизм: мне двадцать лет, а я плачу о маме. Хочу обнять ее, прикоснуться к ней и знать, что ей ничто не угрожает.
Слезы, которые весь этот вечер были наготове, опять навернулись, а она слишком ослабла и махнула рукой на всякую гордость, чтобы попытаться их сдержать.
– Я думала о Ривервью и о том, как мы жили там с мамой и Джесс… в нашей жизни не происходило ничего значительного… все было так спокойно, так обыкновенно… но, наверно, это и было счастье. Простое, скромное. Не было причин для беспокойства, ничто не раздирало душу… С тех пор, как мы были вместе, прошло уже шесть лет… и вот теперь…
Она не могла продолжать.
– Понимаю, – печально сказал Джереми. – Шесть лет не шуточный срок. Я так тебе сочувствую.
– И ничего… ничего не известно… Хоть бы письмо, хоть что-нибудь. Чтобы я знала, где они…
– Я понимаю.
– Так глупо…
– Нет, не глупо. Но ты не должна терять надежду. Иногда отсутствие новостей – хорошие новости. Кто знает, может быть, сейчас они как раз на пути в Индию или еще куда-нибудь, где безопасно. Ничего удивительного, что в подобный момент теряется связь, перестает работать почта. Постарайся не впадать в отчаяние.
– Это только слова. Ты просто утешаешь меня.
– Сейчас не время для пустых утешений. Я просто стараюсь рассуждать здраво. Сохранять ясный взгляд на вещи.
