– Настоящее гнездышко для влюбленных. Как насчет медового месяца?
– Об этом еще и не думала.
– У вас непременно должен быть медовый месяц.
– У Афины не было… Слушай… – Лавди быстро взглянула на свои часики. – Полдень. Через несколько минут нам надо выходить. Давай выпьем. Мы привезли из Нанчерроу джин и бутылку оранжада. Все в холодильнике.
– Думаешь, сто́ит? Насколько я знаю Томми Мортимера, спиртного за обедом и так будет немало.
– Это потом, а сейчас – только мы вдвоем. В любом случае мне нужно расслабиться. Я так боялась говорить тебе. Представляла, как ты скорчишь противную гримасу, а может, никогда больше не станешь со мной разговаривать…
– Как Мэри Милливей?
– А!.. – отмахнулась Лавди. – Мэри образумится. Ей придется. Никто, кроме нее, не сможет сделать из платья Афины для конфирмации нечто более или менее подвенечное. Ну, ты иди наряжайся к обеду, а я соображу нам по коктейлю.
Она направилась к лестнице, наверху обернулась с ухмылкой неисправимого сорванца, которую Джудит так хорошо помнила по школьным временам.
– Стоило ли кончать ради этого «Святую Урсулу»?
– Диэдри Лидингем была бы в шоке. Вероятно, написала бы нам по замечанию за плохое поведение.
– Слава богу, мы уже выросли. Честное слово, это здорово.
Воодушевление Лавди было так заразительно, что у Джудит тоже отлегло от сердца. Война с ее страхами и муками отступила назад, как волны во время отлива, и ее захлестнуло почти забытое чувство беспричинного счастья, свойственное детству. Как-никак они молоды и красивы, в небе светит солнце, воздух напоен ароматом весенних цветов. Лавди выходит замуж, а Томми Мортимер угощает их сегодня шикарным обедом в отеле «Риц». А самое главное – они по-прежнему подруги. Улыбаясь, она подтвердила:
– Да. Да, просто здорово.
Томми Мортимер заказал столик у окна с видом на парк. Томми был очарователен как никогда. Они с Дианой уже сидели в вестибюле, когда девушки влетели через вращающиеся двери в великолепный отель. Засим последовали долгие и шумные приветствия – все были рады видеть друг друга. Диана услаждала взор своим лондонским нарядом: блестящий черный костюмчик и безумная, кокетливая черная шляпа, надвинутая на один глаз. Все отказались от аперитива и прошли прямо в ресторан, где для них уже охлаждалась в серебряном ведерке со льдом бутылка шампанского.
Обед удался на славу. В окно светило солнце, еда – отменная, бокалы только успевали наполняться. Диана была в ударе. Первый раз за время войны приехала она в Лондон и, несмотря на это, чувствовала себя тут как дома. Старые друзья, с которыми она не виделась годами, замечая ее, когда шли к своим столикам, останавливались поболтать; другие махали рукой и посылали воздушные поцелуи со своих мест.
Она говорила о предстоящей свадьбе Лавди с восторгом, как об огромной радости, будто сбылось как раз то, что она и планировала для своей младшей дочери.
– Мы приехали в город заказать бланки приглашений и купить что-то вроде приданого. Вчера весь день рыскали по магазинам в поисках подходящих вещей. Правда, родная?
– А как же купоны на одежду? – интересовалась Джудит, никогда не забывавшая о практической стороне дела.
– О, никаких проблем, дорогая. Я заключила небольшую сделку с Хетти. Выдала ей охапку старых вещей Афины в обмен на шестимесячную норму купонов. И на ее взгляд, в выигрыше осталась она. Разумеется, так оно и есть.
– Бедная Хетти! – усмехнулась Джудит.
– Нисколько не бедная. Она была в восторге. Никогда еще у нее не было такого гардероба. К тому же она будет приглашена на свадьбу. Разумеется, мы пригласим и Филлис, и Бидди, и Боба.
Боба?
– Вы о дяде Бобе? О Бобе Сомервиле?
– Ну конечно. Он приезжал на побывку весной, всего на несколько дней, и Бидди взяла его к нам на ужин. Они с Эдгаром тут же нашли общий язык. У тебя очаровательный дядя.
– Кажется, Бидди мне писала об этом, но у меня из головы вылетело. Только вот сможет ли он приехать?
– Я очень на это надеюсь. Приятных мужчин нам будет не хватать. Одни старикашки с палочками.
– Расскажите мне о свадьбе. Как все будет?
– Ну что же… – Диана была в своей стихии. – Мы планируем что-то вроде fête champêtre
[91] во внутреннем дворе… это гораздо оригинальнее, чем обед в духоте, в доме. Знаете, стога сена, бочки с пивом, столы на козлах…
– А если пойдет дождь?
– Не пойдет. В такой день!.. Он не посмеет.
Томми рассмешила ее самоуверенность.
– И сколько гостей? – полюбопытствовал он.
– Мы все продумали, пока ехали в поезде. Правда, Лавди? В роузмаллионской церкви помещается восемьдесят человек, так что не больше восьмидесяти. А церковь мы планируем украсить кувшинами с полевыми цветами и гирляндами из борщевика. Поставить связки кукурузных снопов, перевязанные белыми ленточками, с краю каждой скамьи. Очень по-деревенски. Томми, что означает эта мина?
– Мне вспоминается «Вдали от обезумевшей толпы» Томаса Гарди.
– Слишком мрачно. У нас все будет гораздо веселее.
– А какие гимны мы будем петь? «Мы идем за плугом в поле» или «Волнуется золотая кукуруза»?
– Не смешно, Томми. Ты перебарщиваешь.
– Я должен явиться в охотничьем твидовом костюме и с ружьем под мышкой?
– Можешь быть в чем угодно. В вельветовых штанах и с лопатой, если тебе так нравится.
– Мне понравится все, что нравится тебе.
Диана вытянула губы трубочкой, посылая ему поцелуй, и поинтересовалась, не пора ли заказывать кофе.
Живость и веселость не покидали Диану весь день, и обе девушки были захвачены кипучим водоворотом ее энергии и оптимизма. После обеда общество распалось: Томми вернулся к себе на Риджент-стрит, Диана и Лавди опять поспешили в «Хэрродз», а Джудит отправилась искать свадебный подарок для Лавди и Уолтера. Она доехала на автобусе до Слоун-сквер, дошла до магазина «Питер-Джоунз» и стала бродить по нему с мыслями о сковородках, деревянных ложках, половичках и лампах с абажурами, но все это казалось ей банальным. Она вышла ни с чем и углубилась в район маленьких улочек к северу от Кингс-роуд и через какое-то время наткнулась посреди маленьких пабов на лавку старьевщика с выставленной прямо на тротуаре старинной мебелью. В запыленных витринах виднелись выстланные бархатом сундучки со столовым серебром, чашки с блюдцами, оловянные солдатики, шахматы из слоновой кости, старые ночные горшки, бронзовые статуэтки и горы выцветших плюшевых портьер. Окрыленная надеждой, Джудит отважно распахнула дверь лавки. Звякнул колокольчик. В помещении было темно и пыльно, пахло затхлостью и плесенью, вокруг громоздилась мебель, ведерки для угля, медные гонги. Откуда-то из задних комнат явилась старушка в переднике и шляпе, зажгла пару тусклых лампочек и предложила Джудит свою помощь. Когда Джудит объяснила, что ищет свадебный подарок, старая дама сказала: «Прошу вас, выбирайте», величаво опустилась в продавленное кресло и закурила лежавший в пепельнице окурок. Пятнадцать приятнейших минут Джудит медленно передвигалась по крошечному магазинчику, разглядывая всякую всячину, пока не увидела как раз то, что ей было нужно. Двенадцать мелких мейсоновских
[92] тарелок – как новые, без единой щербинки, и сине-красный рисунок ничуть не стерся. Вещь в равной степени красивая и полезная; если Лавди не захочет с них есть, то всегда можно расставить их для красоты на какой-нибудь полке.
