— То есть ты хочешь бросить деда Тему? Без тебя он быстро сдаст, да и я уже не могу обходиться без твоей помощи.
Ну и тугодум! Она ему об одном, он о другом, как глухарь! Гоша просто взбесил Ирину, но кричать на человека, у которого просишь помощи, как-то нехорошо, однако она нашла жесткий и в то же время необидный тон:
— Я разве сказала, что собираюсь уехать навсегда? Командировка — явление временное. Мне нравится моя работа, жить здесь тоже нравится, я люблю деда Тему, он стал родным, а еще чувствую себя здесь нужной, полезной. Тут все проще, понятней, безопасней… И все же я осталась ни с чем — меня ведь нет. А я хочу быть и не бояться выйти за границы деревень… хочу вернуться к самой себе… Неужели ты меня не понимаешь?
Трудно поспорить с ее желанием, а хотелось, да только Георгий не нашел весомых аргументов, чтобы уговорить не… Ключевое слово, даже не слово, а маленькая частица — НЕ, меняющая значение: нельзя, невозможно, ненужно, неосуществимо! Ирина и слушать его не станет, следовательно, у него выбора, как такового, нет.
— Ладно, — нехотя сказал он. — Квартирой я тебя обеспечу, платить не придется — уже плюс. Мой дед подарил, когда я из армии пришел, купил в новом районе, три комнаты. Скажи, неужели не боишься? Второго шанса выплыть у тебя не будет.
В ответ она улыбнулась, хитро прищурив глаза:
— Но меня же нет. Никто не ждет, что я вернусь с того света.
* * *
Минута в минуту он вошел в здание прокуратуры, спросил у скучающего мужика (то ли охранника, то ли вахтера), как пройти к следователю, тот кинул встречный вопрос:
— К какому? — Видя, что молодой хлыщ не въехал, уточнил: — Фамилия следователя?
— А! — дошло до Шубина, и он полез во внутренний карман плаща, из которого достал сложенный вдвое лист. — Вот тут…
Прочитав, мужик покивал:
— Налево по коридору в самом конце.
Даниил шагал широко и уверенно, полы длинного плаща отставали от него — так решительно и быстро он шел к кабинету. Открыв дверь под номером 15, одновременно спросил: «Можно?» и сразу переступил порог. Разочарованию Даниила не было конца, что отразилось на холеном лице.
Во-первых, кабинет напоминал… как бы это сказать… конуру, слишком мал, тесен и не соответствует магическому слову, от которого преступники приходят в священный трепет и первобытный ужас, — «прокуратура». Самое замечательное в кабинете — две вещи: окно, оно большое, и непривычно высокий потолок, здание-то старое. Обшарпанные два стола и такие же не новые стулья — вот и вся мебель, кстати, на окне даже паршивой шторки не висело. Убого.
За столом у окна сидел паренек лет двадцати трех-пяти, аккуратненький, как новенький и дешевенький автомобиль, но симпатичный, с мальчишеской физиономией. За вторым столом у стены — о боже, старая, морщинистая тетка возрастом где-то до… ну, меньше ста, однако весом больше ста. Даниил двинул к парню, на ходу протянув листок:
— Я к следователю Л. Н. Гринбесу.
— Это я, — проскрипела пожилая дама прокуренным голосом, видать, всю жизнь пила и курила без перерыва. — Лидия Николаевна Гринбес. Присаживайтесь.
Даниил сел на стул, по-хозяйски закинул ногу на ногу, локоть уложил на стол, изучая следовательшу предвзято, мол, что заставляет женщин идти в профессию, где грязь и кровь? Лично он считает, ограничения есть, многие профессии не для слабого пола (который из кожи лезет вон, чтобы сравняться с полом сильным), в частности — следователь, политик, аналитик. Зачем заниматься тем, на что мозг не заточен? В современном прочтении его позиция называется мужским шовинизмом (ха-ха!), но ведь справедливости ради надо признать, правда на его стороне. Глядя, как мужиковатая баба пенсионного возраста с расплывшейся фигурой (точнее, отсутствием оной) что-то размашисто писала на листах, он молчал, его тонкие губы чуть-чуть исказила брезгливая улыбка.
— Итак, Даниил Романович… — подняла на него глаза тускло-серого цвета тетенька, то есть следователь. — Ваша жена Ирма Филипповна Шубина была застрелена в минувшую пятницу около девятнадцати часов вечера, точнее, без десяти. Примите наши соболезнования…
— Благодарю, — дежурно (как и она) кинул Даниил.
— Что вы можете сказать по данному убийству?
Он поднял плечи, опустив уголки губ вниз.
— Тогда вам придется ответить на наши вопросы.
Она передала листы парню за вторым столом, тот приготовился писать — вести протокол, догадался Даниил. Тем временем Лидия Николаевна Гринбес, положив руки на стол, переплела пальцы рук и вперила свои туманные глаза, окруженные припухлостями, в молодого человека напротив.
— Вы кого-нибудь подозреваете? — спросила.
— Никого.
— Но так не бывает…
— Бывает, — возразил Даниил, перебив ее.
— На момент убийства вы…
— Я не убивал ее, — спокойно сказал он.
— Да, на момент убийства лично у вас есть алиби. Вы находились на встрече с партнерами из-за рубежа в конференц-зале Молодежного центра, который спонсируете. Кстати, а почему ваша жена не сопровождала вас? Ведь после конференции планировался банкет в том же центре?
Потрясающая осведомленность. Тетка излучала доброжелательность (явно фальшивую) и участие, в тональности угадывалось сочувствие, ему осталось зарыдать и, упав на ее едва заметную грудь, слившуюся с животом, поделиться с бабушкой Лидой сокровенным. В сущности, Даниил понял, что следователю многое известно о нем, отсюда он и оттолкнулся:
— Банкет состоялся без меня: после сообщения, что мою жену застрелили, я поехал к ней. На ответственные мероприятия я давно перестал брать Ирму, она не умеет… м… не умела себя вести, вы наверняка знаете это сами.
— А мне интересно от вас услышать о причинах такого поведения.
— Пить стала, алкоголь — плохой друг.
— Но в чем же причина? Просто так приличная и обеспеченная женщина не начинает пить, а ваша жена ведь из приличных, не так ли?
Вот противная тетка! К тону не придерешься, а отжившие рассуждения о приличии какие-то издевательские. Даниил не знал, что ответить, потому что любой ответ не устроит ее, к тому же будет неубедительным. Лидия Николаевна из той гвардии, которая почти ушла из нашей жизни, а потому судит однобоко: муж обязан бороться за жену до последней капли крови, слезы, пота.
— У нас не получилось родить детей, — коротко решил обозначить основные причины Даниил. — Ирма не ладила с моими родными. Она попала в аварию, перенесла несколько операций, ее буквально собирали по частям, после аварии у нее появилась идея фикс оторваться в этой жизни по максимуму. Этого достаточно?
— И вы охладели к ней, да? — дополнила Гринбес.
— Совершенно верно. А что, нельзя? Мне нужно было всю жизнь посвятить только ее комплексам? А ради чего? У меня и так адское терпение, хотя мы не ссорились в общепринятом смысле, просто жили на одной площади каждый сам по себе. Периодически ее накрывало: давай все забудем, начнем сначала, я не разводился с ней из жалости, а не из-за большой и чистой любви, о чем теперь сожалею. Ирма явно связалась с людьми неприличными, — он подчеркнул интонацией слово, — и получила две пули.
