П.Т. Вся эта эпидемия заимствований в конечном итоге сводится к вопросу: «Кто несет ответственность за произведение искусства?» Если и впрямь любой человек вправе создавать картины с одними и те же цветочками, то в процессе куда-то исчезает само понятие «художник».
Э.У. А это хорошо или плохо?
П.Т. Гм, прежде всего скажите, одобряете ли вы производство таких картин?
Э.У. Да, при условии, что мое имя с них уберут. Но когда я воспользовался теми цветками, оригинальная фотография была огромная, а я использовал всего один квадратный дюйм той фотографии и увеличил его.
П.Т. Случается ли, что вы зачарованно останавливаетесь, увидев что-то? Что это могло бы быть?
Э.У. Красиво оформленная витрина… не знаю… красивое лицо.
П.Т. Что вы чувствуете, когда видите красиво оформленную витрину или красивое лицо?
Э.У. Просто уделяешь больше времени тому, чтобы на это посмотреть. Я съездил в Китай, хотя мне и не хотелось, а там съездил посмотреть Великую стену. Ну, знаете, много лет читаешь про нее в книгах. И вообще-то она оказалась замечательная. Она была ну просто… просто… просто замечательная.
П.Т. Вы в последнее время занимались фитнесом?
Э.У. Только что занимался.
П.Т. Какой вес вы теперь выжимаете?
Э.У. Сто пять фунтов.
П.Т. Лежа на скамье? Вы сильный.
Э.У. Нет, это легко. Вы сильнее меня, вы спортивнее, красивее и моложе и одеваетесь лучше.
П.Т. Вам понравилась вечеринка на открытии Tunnel, которую устроила GFT
[183]?
Э.У. Я уже бывал там раньше.
П.Т. Вы хотите сказать, в шестидесятых?
Э.У. (Смеется.) Нет. Менеджер или кто-то еще несколько дней назад устроил мне экскурсию.
П.Т. Для «мостовых и туннельных» клуб очень удобный
[184]: они смогут приезжать по железной дороге прямо из своего Нью-Джерси.
Э.У. Не знаю, может быть, это я придумал назвать его «Туннелем», или кто-то другой придумал, а мне понравилось, но, по-моему, название хорошее.
П.Т. И в тот вечер на выставку Класа Олденбурга пришла куча народу.
Э.У. Вид у него был счастливый. Очень многие сказали, что вид у него был счастливый. Вообще-то Клас всегда был мне симпатичен. А вы в тот вечер великолепно выглядели. Я много фотографировал вас, в этом вашем новом пиджаке.
П.Т. Да? И как я получился?
Э.У. Снимки пока в проявке. Когда вы ко мне опять зайдете, я вас поснимаю крупным планом.
П.Т. Может быть, для раздела «Открытия» в Interview? Но у меня пока маловато достижений.
Э.У. Вы могли бы переспать с издателем.
П.Т. Если бы сегодня вы были начинающим художником, вы действовали бы так, как действовали раньше? Или пошли бы другим путем?
Э.У. Не знаю. Я просто усердно работал. Это лишь фантазия.
П.Т. Что лишь фантазия? Жизнь?
Э.У. Ага.
П.Т. А что тогда реально?
Э.У. Не знаю.
П.Т. Наверно, некоторые люди это знают.
Э.У. Серьезно?
П.Т. Вы действительно считаете так, как сейчас сказали, или завтра вы скажете что-то противоположное?
Э.У. Не знаю. Мне нравится подход, когда можно говорить противоположное.
П.Т. Но в этом случае вы не скажете что-то противоположное?
Э.У. Нет.
П.Т. Есть ли какая-то связь между фантазией и религиозностью?
Э.У. Может быть. Не знаю. Церковь – такое место, куда занятно ходить.
П.Т. Вы часто ездите в Италию?
Э.У. Вы же знаете, что мы раньше снимали там наши фильмы.
П.Т. И, кажется, одно время у вас там была мастерская?
Э.У. В окрестностях Рима.
П.Т. А в Ватикане вы бывали?
Э.У. Мы каждый день проезжали мимо него.
П.Т. Помнится, вы сфотографировали папу на «Полароид».
Э.У. Ага.
П.Т. Вы сделали этот снимок с очень близкого расстояния?
Э.У. Да. Он прошел мимо нас.
П.Т. И он вас благословил?
Э.У. У меня есть его фото, где он пожимает руку Фреду Хьюзу. Один человек хотел, чтобы мы сделали портрет папы, и нас пытались свести вместе, но тогда мы не смогли это сделать, а с тех пор сменилось три папы.
П.Т. Фред говорил, что на старой Фабрике на Юнион-сквер чувствовал себя папой римским. Он часто выходил на тот балкон и махал рукой толпам прохожих внизу.
Э.У. Балкон у него и теперь есть.
П.Т. Да, но из нынешней Фабрики ему ничего не видно, кроме ресепшен.
Э.У. Он все равно может махать рукой.
П.Т. А иногда толпа тут не меньше, чем на Юнион-сквер.
Послесловие к «Интервью Уорхола»
Уэйн Кёстенбаум
1
Энди Уорхол был артистом вокального жанра, совсем как Блоссом Дири
[185]: он вытворял странные вещи со стандартами. Воспроизводил стандарты полушепотом. Считается, что задача певца – «выгодно продать» слушателям песню, совсем как торговец продает товар. Энди, подобно Блоссом, обеднял стандарты, держал аудиторию на голодном пайке, чтобы (исподтишка) давать ей намного больше, чем дают другие. Энди манкировал заданиями, которые пытался диктовать ему собеседник. В понимании Энди ток-шоу строились по образцу отношений между «я» и «ты», где под «ты» подразумевается Господь Бог. В ток-шоу оба, ведущий и гость, ненадолго становятся божествами. «Быть кем-то» можно только на время. А пространство ответов («да», «нет», «может быть») давало Уорхолу достаточный простор, чтобы его магическая амплитуда разворачивалась вширь.
