К.Д. Вам нравится гулять по городу пешком?
Э.У. О да, я больше всего люблю ходить пешком.
К.Д. Какое у вас любимое здание?
Э.У. Мое любимое здание – новое на углу 54-й улицы и Лексингтон-авеню. Я смотрел на него сегодня утром, примерно в пять часов. Это где церковь. Там современная церковь, а потом над ней построили небоскреб. Вы его уже видели? О, он замечательный. Не помню, кто архитектор, но вы можете просто навести справки и найдете. Просто замечательное здание. Оно на Лексингтон, прямо за углом, где The Brasserie.
К.Д. А на втором месте среди ваших любимых зданий?
Э.У. Церковь, куда я хожу. На углу 66-й улицы и Лексингтон-авеню. Я забыл, как она называется.
К.Д. Чем вы занимались в вечер, когда отрубилось электричество?
[158]
Э.У. В газетах написали, что я был в Elaine’s, но… меня там не было. Я смотрел спектакль с Айрин Уорт в Линкольн-центре, «Вишневый сад» Чехова. Свет вырубился, но спектакль решили доиграть. Монтировщики держали свечи, и актеры продолжали играть, и это было просто замечательно. Мы собирались после спектакля взять интервью у Уорт, а она ужинала с неким Руди Стендишем. Мы просто вышли на улицу, и почти сразу же поймали такси, и приехали прямо через парк в его квартиру, на третьем этаже в каком-то большом здании. И он как-то там сымпровизировал омлет и всякое такое.
К.Д. Значит, вы хорошо провели вечер?
Э.У. Никаких лишений, правда-правда.
К.Д. Вы говорили, что не нужно зря разбазаривать вещи, нужно находить им повторное применение. Что вы посоветуете Нью-Йорку в этой области?
Э.У. Думаю, нужно платить людям за старые газеты. Я хочу сказать, если они будут упаковывать газеты, складывать их отдельно, а также жестяные банки, бутылки и… Нужен универмаг, куда можно было бы прийти и продать все это обратно. Думаю, это был бы замечательный новый магазин, и вдобавок он обеспечил бы работой кучу народу.
К.Д. Как вы думаете, в чем Нью-Йорк больше всего нуждается?
Э.У. В женщине-мэре. Белла Абцуг. Она была бы великим мэром.
К.Д. Чему Нью-Йорк научил вас, а чему вы научили Нью-Йорк?
Э.У. О, Нью-Йорк просто научил меня, что он – интереснейший город. А я его ничему не научил.
К.Д. Как там «Эндиматы», ваша новая сеть ресторанов?
Э.У. «Эндиматы»? О, они должны открыться в ноябре. Мы все еще надеемся, что это получится.
К.Д. Как вы думаете, ваши фильмы оказали какое-то влияние на гей-движение?
Э.У. Ну-у, я вообще-то даже не знаю, потому что мы никогда… Я никогда не был настоящим кинорежиссером. Люди придумывали сценарии, и мы просто… все равно что снимать документальное кино, только со всякими приколами. Эти люди были настоящие актеры: работая на камеру, они впадали во «включенное состояние», так что они обычно делали все что угодно, если им хотелось продемонстрировать это в фильме.
К.Д. Вы все еще общаетесь с Холли Вудлаун?
Э.У. Мы все время видимся с Холли. По-моему, очень трудно быть… если ты юноша и пытаешься быть девушкой, это двойной труд, и вообще. Я хочу сказать, что, по-моему, такими, как они, быть труднее, потому что они должны делать два дела. Во-первых, надо быть юношей, а во-вторых, девушкой, а заодно юношей и девушкой одновременно, и это очень, очень трудно. Я все пытаюсь объяснить им, что они должны быть девушками только когда выступают, потому что тогда они могли бы, знаете ли, в дневное время быть кем захочется, и тогда это превратится в работу, и будет уже чуть-чуть полегче. На свете просто слишком много красивых девушек, и необходимость конкурировать с девушкой, когда ты сам не девушка, – это очень трудно.
К.Д. Тут у меня напрашивается еще один вопрос…
Э.У. Но Холли – самая лучшая комедийная актриса, я так считаю, лучшая на все времена. Она продолжает работать; я вижу, что она по-прежнему выступает в городе.
К.Д. Символисты и сюрреалисты были очарованы трансвестизмом. Как вы думаете, способность переходить от одного пола к другому – это форма искусства, некое дополнительное измерение или даже интеллектуальное достижение?
Э.У. По-моему, все сразу. Я действительно так считаю. Как я только что сказал, я считаю, что это очень трудно, и если они могут это делать и отлично справляются… Некоторые мужчины были бы счастливы, если бы смогли заполучить юношу и девушку одновременно. Я хочу сказать, вот на ком они должны жениться, потому что тогда они могли бы обладать и тем, и другим сразу.
К.Д. Недавно вы написали портрет Марши
[159]… Как вы с ней познакомились?
Э.У. Я часто ходил в бар Gilded Grape
[160], а тамошние трансвеститы выглядели так интригующе, что я решил написать их портреты.
К.Д. В своей книге «От А к Б» вы утверждали, что самая тяжелая работа – у мужчин, чья работа состоит в том, чтобы быть женщинами. Ну а женщины, чья работа состоит в том, чтобы быть мужчинами?
Э.У. О, это то же самое. Тоже тяжело. Но со стороны не заметно… Обычно это большие умницы, у них обычно больше мозгов, чем у всех остальных.
К.Д. Считаете ли вы, что принцип женственности господствует в мире искусств, в мире бизнеса или в мире арт-бизнеса?
Э.У. Ну-у, в основном в мире искусств. Я бывал в театре, и там действительно все так устроено. Мои знакомые… девушки могут получить блестящий шанс на карьеру в этом мире. Но даже в мире искусств сейчас работает намного больше девушек, и они делают всякие такие вещи… если не видишь имени, кажется, что автор – юноша, как-то так. Я хочу сказать, что они стали работать великолепно, но вообще-то я считаю, что женщины вообще всегда были лучше всех. Ну, знаете, женщинами сделано то, что я больше всего люблю: индейские ковры – всю эту красоту соткали женщины, и всяческие произведения прикладного искусства, и все эти лоскутные одеяла, американские одеяла. Они такие красивые. Я хочу сказать, это произведения искусства. По-моему, женщины много работают в концептуальном искусстве. И теперь их очень много в галереях. Вы знаете Линду Бэнглвурст
[161]? [sic.] Вы вообще знаете ее работы? Она делает… э-э… работы, по которым и не догадаешься… Столько работ… Кажется, что их автор мужчина, как-то так.
