Э.У. Если не очень погружаться в бизнес, время у тебя найдется. Поскольку тут у нас бизнес, я не могу заниматься всеми увлекательными вещами, которыми занимался раньше.
Б.Б. Больше никаких рок-групп?
Э.У. Ну, мы занимаемся менеджментом группы Walter Steding and the Dragon People. Прямо сейчас в нашей студии в Нижнем Манхэттене мы снимаем для них промовидеоролик.
Б.Б. Я видел некоторые портреты Стединга. Он еще и хороший художник… В книге «ПОПизм» вы все время задаетесь вопросом, слыхал ли Пикассо о вашем творчестве. Он в конце концов о нем услышал?
Э.У. Не знаю, я с ним никогда не встречался. Мы знакомы только с Паломой. Теперь ее муж ведет колонку парижских сплетен для Interview.
Б.Б. Как минимум с 1970 года, особенно в сериях «Джаггеры» и «Евреи», появляются некоторые стилистические особенности, которые заставляют вспомнить о кубизме и о лаконичной манере рисования, свойственной Пикассо. Он на вас повлиял?
Э.У. В то время я пытался писать портреты в иной манере. Начиная с портретов трансвеститов я пытался вкладывать в картины больше усилий. Возможно, в то время я действительно думал о Пикассо.
Б.Б. Для целого нового поколения художников, которые работают в фигуративном искусстве, вы теперь – фигура, в чем-то сравнимая с Пикассо. Многие молодые художники, у которых я беру интервью, говорят, что вы их очень вдохновили. Что вы думаете об этом новом искусстве, ориентированном на изображение?
Э.У. Я люблю всякое разное искусство, какое только есть в Нью-Йорке. Оно просто потрясающее, и его настолько много.
Б.Б. Есть ли у вас любимые художники или любимые галереи?
Э.У. Сейчас настолько много хороших художников, что очень трудно выбрать одного или двух. Мне трудно ходить в галереи, потому что меня все время ловят молодые ребята. В Уитни была выставка молодых художников, которая мне понравилась: Линды Бенглис и молодого парня, который делает стулья [Скотта Бёртона].
Б.Б. Вы ходили прошлым летом на «Выставку Таймс-сквер»
[166]?
Э.У. Нет, не ходил, но видел фотографии в журналах и в газете. Это было похоже на начало шестидесятых – галерея Reuben, всякие такие места.
Б.Б. В воздухе разлито возбуждение, которое, кажется, очень похоже по духу на зарю поп-арта.
Э.У. Тогда это было забавно. Наверно, то было другое настроение. А теперь в Нью-Йорке я просто замечаю, какими красивыми стали люди. Поскольку нет войны, поскольку теперь все не уходят на войну, люди могут выбирать из самых лучших спортсменов, моделей и актеров. Великолепные девушки-модели были всегда, но теперь парни-модели ничуть им не уступают. Теперь выбор намного лучше, потому что все они приехали в Нью-Йорк вместо того, чтобы пойти служить в армию. Все актеры шестидесятых были людьми специфической внешности, а теперь новые звезды – подлинные красавцы, типа Кристофера Рива.
Б.Б. Ну а мир искусств?
Э.У. Двадцать лет назад было совсем другое время и для художников тоже.
Б.Б. Теперь, когда мы отошли от искусства семидесятых, художники могут писать на картинах людей вместо того, чтобы раскладывать какие-то палочки на полу. Теперь живопись – жизненно важный вопрос, а десять лет назад люди твердили, что с живописью все кончено.
Э.У. Ну-у, так говорил я. Тогда я все время так говорил.
Б.Б. Из озорства? Или вы действительно считали, что бросили живопись?
Э.У. Я говорил серьезно. Мы хотели заняться кинобизнесом, но всякий раз, когда мы приезжали в Голливуд, так ничего по-настоящему не получалось организовать. Потом в меня стреляли. Я долго выздоравливал, и в тот момент мне стало проще заняться живописью, чем пытаться заниматься кино.
Б.Б. Как часто вы теперь пишете картины?
Э.У. Я пишу картины каждый день. Прямо сейчас, вот здесь, я пишу фоны. Interview так разрослось, что редакция вытеснила меня из задних комнат. И теперь я пишу в парадной части нашего офиса, часто прихожу на работу по субботам и воскресеньям.
Б.Б. В фильме Эмиля де Антонио «Живописцы занимаются живописью» вы показали на Бриджет Полк и сказали, что она создает все ваши картины. А она сказала: «Ну да, но теперь он не занимается живописью». Возможно, после этого люди стали вам звонить и пытаться вернуть вам купленные картины?
Э.У. Да, но на самом деле все картины создаю я. Мы просто шутили. Если попадаются поддельные картины, я могу их распознать. Вообще-то одна женщина делает подделки, которые на самом деле не подделки. Она делает всех, даже Джаспера Джонса.
Б.Б. Очень многие уверяют, что ваши картины пишутся другими людьми.
Э.У. Делать картины таким способом было бы в духе современности. Но я все эти картины пишу сам.
Б.Б. Доступность вашего творчества всегда играла важное значение. Гуляя по Виллидж, я могу увидеть работы из серий «Джаггер» или «Мао», или посмотреть в Уитни ретроспективу портретов, или увидеть в синагоге «Кафку» или «Бубера». У вас такая большая и пестрая аудитория.
Э.У. В Виллидж мы продаем больше принтов с Миком Джаггером, чем где-либо еще, и это абсолютно удивительно. С принтами никто никогда ничего не делал. Больше толку было от маленьких галерей на Нижнем Манхэттене: люди из этих галерей просто приезжают к нам, покупают несколько принтов и вешают их в витринах. Там эти принты смотрятся странно, но продаются очень хорошо. Их покупают туристы, которые проходят мимо. Кастелли скоро устроит ретроспективу принтов.
Б.Б. Хорошо, что самые разные люди могут покупать ваши работы – по крайней мере, принты.
Э.У. Люди думают, что мои работы очень дорогие, и очень удивляются, узнав, что можно просто зайти и купить мою работу.
Б.Б. В последнем номере Interview вы упомянули, что работаете над серией «Мадонна с младенцем», а точнее, над серией матерей, которые кормят младенцев.
Э.У. Да, мы нанимаем моделей из агентства Famous Faces. Просто нанимаешь младенца и мать. Я уже сфотографировал примерно десять.
Б.Б. Эта тема заставляет меня вспомнить о пухленьких херувимах Рафаэля. Должно быть, ваши на них ничуть не похожи.
Э.У. Ну-у, не совсем. Младенцы красивые, потому что это младенцы-модели, а матери тоже в некотором роде красавицы.
