Неужели нам до сих пор неловко думать о себе как об обезьянах, млекопитающих, позвоночных? Но ведь мы и то, и другое, и третье. Через 134 года после стычки Гексли с Уилберфорсом в Оксфорде антрополог Мэтт Картмилл написал: «Попытка показать, что все человеческие признаки либо в зачаточном состоянии, либо параллельно существуют в жизни и адаптивных признаках наших братьев животных… по сути, означает сомнения в реальном существовании моральной границы, которая отделяет людей от зверей. Главное заключается в нашем отношении к размыванию этой границы – мы можем либо бояться, либо приветствовать его».
Найти свое место
Мы – обезьяны, добившиеся впечатляющих успехов, и я не собираюсь это отрицать. Это очень необычно, что один вид обезьяны сумел достичь таких поразительных результатов. Мы создаем удивительные вещи, включая произведения изобразительного искусства, музыки и литературы, мы создаем технологии, увеличивающие наши шансы на выживание, размножение и долголетие.
Но так же, как мы – в качестве индивидов – не будем жить вечно (как ни тяжело смириться с этой мыслью), так и наш вид не будет существовать вечно. Мы слегка замедлили темп эволюции, немного отвели в сторону косу смерти, которую мы называем естественным отбором, – по крайней мере, в развитых странах, но даже в таких привилегированных местах, где каждый ребенок имеет большие шансы выжить и дожить до взрослого состояния, всегда будет разница в числе детей в разных семьях, а эта разница будет изменять частоту распределения генов в популяции. Так что эволюция пусть даже и медленно, но будет продолжаться.
Возможно, что с нами не произойдет каких-либо значимых изменений – во всяком случае, в нашем анатомическом строении, – ибо мы находимся в том привилегированном положении, в котором можем контролировать и поддерживать стабильность окружающей нас среды. Мы можем стать живыми ископаемыми – подобно подковообразным крабам или целакантам – в то время, как рядом с нами будут возникать и исчезать новые виды животных. Мы дали себе реальный шанс переживать местные природные катаклизмы, так как смогли распространиться по всему земному шару и размножиться до численности в десяток миллиардов. Однако в конечном счете вполне вероятно, что какое-нибудь катастрофическое изменение в нашем окружении, которое – будем смотреть правде в глаза – может оказаться и рукотворным, драматически поменяет правила игры. (Можно вспомнить в связи с этим судьбу динозавров и Чиксулубский астероид.) В такой момент наш вид может исчезнуть или сократиться до нескольких маленьких очагов населения, которое будет зависеть от условий окружающей среды, и будет жить в местах, которые останутся пригодными для жизни. В таких убежищах естественный отбор снова наточит свою косу и примется за работу, и тогда эффект дрейфа генов может оказаться разительным. В таком случае будущий облик человечества будет сильно отличаться от его нынешнего воплощения.
Я не собираюсь доставать из-под полы хрустальный шар и пытаться предсказывать будущее нашего вида – эволюция слишком непредсказуема, так же как события галактического масштаба, – но я все же могу сделать несколько предсказаний относительно того, что с нами не произойдет в ближайшем будущем: у нас не появятся дополнительные пальцы на руках и ногах; пятипалость слишком глубоко внедрена в наш геном, и изменения в этом отношении очень маловероятны. У нас не вырастут крылья и дополнительные ноги – по тем же причинам. До тех пор пока мы будем обладать современными технологиями, позволяющими согреваться в холодном климате (дома, печи, одежда), мы не обрастем шерстью – если, конечно, по какой-то необъяснимой причине не начнем считать это привлекательным.
Предсказать нашу эволюционную судьбу так же трудно, как было бы трудно 66 миллионов лет назад предсказать, что некоторые млекопитающие, которые в те времена прятались в глубоких норах от динозавров, разовьются до мартышек, а те, в свою очередь, до человекообразных обезьян, а некоторые из них станут двуногими пешеходами с умелыми руками и чрезвычайно умным мозгом. Мне не кажется, что случайности и непредвиденные обстоятельства (которые все равно присутствуют, несмотря на все ограничения) эволюции не должны заставлять нас чувствовать себя никчемными или малозначительными. Что касается меня, то я счастлива, что живу. Вы только представьте себе, как легко могло случиться так, что нас не было бы вовсе.
В эволюционной истории нашего вида было бесчисленное множество моментов, когда обстоятельства могли принять иной оборот, или наша ветвь генеалогического древа могла засохнуть и не добраться до современной кроны древа жизни. Шансы зачатия конкретного человека мизерно малы. Начало человека зависит от того, что один сперматозоид из миллионов находит путь к одной яйцеклетке, которая высвободилась из материнского яичника в этот месяц. На месте одного сперматозоида легко мог оказаться другой.
В то время как каждый из нас может чувствовать счастье жизни, на всех нас лежит тяжкое бремя ответственности. У нас очень глубока теория понимания чужого разума, которая позволяет оценивать намерения и цели других людей. Мы способны понимать и передавать друг другу абстрактные идеи. Мы ощущаем влияние наших действий и поступков – причем не только непосредственное и индивидуальное, но и коллективное и глобальное, это ощущение заложено в нас жаждой познания, которое мы называем наукой.
Изучая эволюцию и эмбриологию, мы находим наше место в мире. Мы – часть истории жизни, соединенная с другими видами, прошлыми и современными, соединенная весьма реальной, материальной связью. После случайного момента зачатия начинается процесс нашего эпигенеза: формы появляются там, где их до этого не было. Инструкции по сотворению этих форм записаны кодом, составленным на древнем языке, процесс сотворения сопровождается мимолетным эхом прошлых жизней и призраками дальних родичей по мере развертывания драмы. Мы – часть не великой цепи бытия – scalae naturae, а огромного и ветвистого arboris naturae – древа природы и жизни.
Поскольку мы такие необычные животные, поскольку мы осознаем наше влияние на других, на нас лежит обязанность заботиться не только друг о друге, но и о других побегах древа жизни. Соглашаясь с нашим местом в естественном, природном мире, а не пытаясь подняться над ним, мы должны принять на свои плечи ответственность и работать ради прочного будущего, ради нас самих и ради всего живого на нашей планете.
Благодарности
Я много лет сгорала от желания написать книгу об эмбриологии и эволюции, и случилось так, что у сотрудников издательства Heron Сьюзен и Джона Уотт хватило доброты выслушивать мои бесконечные истории об эмбриональном развитии, наших общих предках и генеалогическом древе жизни, а затем хватило мужества опубликовать все это в виде книги! Я бесконечно благодарна им обоим за их моральную поддержку и энтузиазм в отношении такого довольно узкого предмета.
Многие идеи этой книги возникли благодаря встречам с многочисленными коллегами, по большей части во время съемок телевизионных программ. Я очень благодарна продюсерам и создателям разнообразных программ и сериалов, позволившим мне воплотить в реальность мою страсть к эволюционной биологии и физической антропологии, я благодарна им за возможность встречаться на съемках с беззаветно преданными науке исследователями и поделиться с широкой публикой моими знаниями в этой волнующей области биологии. В частности, я выражаю признательность авторам снятого Би-би-си-2 в 2011 году фильма «Наше происхождение» (Origins of Us) Мэгс Лайтбоди и Девайне Бристоу (ассистентам продюсера); Дейву Стюарту, Мэтту Дайасу и Полу Олдингу (директорам фильма); Зои Херон (продюсеру сериала); исполнительному продюсеру программы «Доисторическая аутопсия» (Би-би-си-2, 2012) Джейн Олдос, а также съемочной группе фильма «Горизонт: что делает нас людьми?» (Horizon: What makes us human?) в лице Криса Питта (исследователь), Тоби Макдональда (продюсер-директор) и редактора сериала, Эйдана Леверти. Огромная благодарность также Ким Шиллингло, выпускающему редактору отдела науки и естественной истории Би-би-си.
