* * *
Нынче сентябрьское полнолуние, очередной день рождения Нёхиси. И я тут как тут – такие праздники пропускать нет дураков. В одном кармане у меня крепкий осенний туман, настоенный на шорохе палой листвы, в другом – звонкое многоголосье цикад, последнее выступление в этом сезоне, настоящее сокровище, но для Нёхиси мне ничего не жалко, гулять так гулять.
Когда Нёхиси пьян, там, где ступает его нога, расцветают легкомысленные маргаритки, и если ему взбредет в голову гулять по тротуарам – тем хуже для асфальта, придется пойти трещинами, чтобы дать прорасти цветам. Но сегодня Нёхиси желает бродить по траве, все еще по-летнему густой и зеленой. Поэтому мы слоняемся по берегам Вильняле, громко, размахивая руками и перебивая друг друга, говорим обо всем, что взбредет в хмельные головы, хохочем на пустом месте и обнимаемся от полноты чувств. Наше заповедное поле для игры в фанты совсем рядом, но мы не спешим, напротив, тянем время, предвкушаем грядущее удовольствие. И весь город, нетерпеливо приподнявшись на цыпочки, предвкушает его вместе с нами.
Мы с Нёхиси всегда счастливы. Но в такие вечера, как сегодня – особенно пронзительно.
Как будто мы почти есть.
* * *
– На самом деле, – говорит Тони, – я толком и объяснить-то ничего не могу. В смысле сам мало что понимаю. С этим местом странная история: о нем знают почти все зареченские
[44] старожилы, нынешние и бывшие, а также их ближайшая родня. Но никому не рассказывают, да и друг с другом не обсуждают почти никогда.
– Но тебе-то рассказали.
– Ну да. Мне повезло. Но ты учти, я же целых шесть лет снимал здесь мастерскую. Стал завсегдатаем всех окрестных кафе, кроме разве что «Торреса», очень уж там дорого. Как минимум раз в неделю обхожу все местные галереи, включая самые безнадежные – просто из чувства патриотизма. Хлеб покупаю только в здешней пекарне, сыр и оливки – в лавке по соседству, даже за горчичниками и аспирином, если что, никуда, кроме Ужупской аптеки не побегу, хоть и закрывается она безбожно рано. Подружился со всеми соседями, включая бабку Ванду, которая люто ненавидит все живое, кроме кошек. И когда заметила, что я их тайком подкармливаю, включила меня в список наименее отвратительных двуногих, даже клюкой больше не замахивается, если мимо прохожу. Впрочем, бог с ней. Остальные-то соседи вполне искренне меня полюбили. И все равно, хоть бы кто словом обмолвился. В итоге, забрел я сюда совершенно случайно. К счастью, не один, а в компании нашей Люси. Которая, заметь, выросла в Ужуписе. У ее деда с бабкой был дом где-то на Кривю; Люси до сих пор локти кусает, что пришлось продать. В общем, с компанией мне в тот раз очень повезло. Я-то сперва подумал: «Вот это богатая помоечка!» Добрую половину сокровищ отсюда упереть собирался. Неловко получилось бы. Потому что, как Люси мне объяснила, сюда люди не хлам выбрасывают, а приносят подарки.
– Подарки – кому?
– Да вот и я думаю – а кому, собственно? Люси тогда выкрутилась просто, сказала: «genius loci»
[45], – и, вроде, сразу все стало понятно. Но Люси у нас дипломированный философ, ей можно латынью щеголять. А в моих устах «genius loci» как-то не очень органично звучит.
– Ну так и говори: «духу местности», – улыбаюсь я. – Этим ты меня не шокируешь.
– Просто не уверен, что это такое уж точное определение, – хмурится Тони. – Именно духу? Или локальному божеству? Или даже не локальному? Одному или их тут целая теплая компания? Или подарки достаются призракам, убегающим с Бернардинского кладбища погулять на воле? Но, в общем, ладно. Главное, что достаются. Кому-то этакому. Непростому. Непостижимому и неопределенному.
– И записки с просьбами небось привязывают?
– А вот знаешь, вроде бы нет. Я тоже сразу подумал о просьбах, но Люси сказала, ничего подобного в жизни не слышала. Мы с ней тогда специально посмотрели – никаких записок.
– Тогда какой смысл?
– Ну здрасьте. Когда ты ко мне вваливаешься с подарками, или, скажем, на день рождения идешь, или просто так, под настроение что-то прекрасное кому-нибудь тащишь – какой в этом особый смысл?
– Порадовать, конечно. И заодно подать сигнал: «Эй, я – источник твоей радости! Меня надо любить». Звучит по-идиотски, зато правда.
– Ну да. Думаю, с духами ровно то же самое. Порадовать и подать сигнал: «Я хороший, меня надо любить». Лучше и не сформулируешь.
– А все-таки за подарки полагаются какие-то бонусы?
– Да черт его знает. Как я понял из Люсиных объяснений, ничего конкретного. Но в целом, безусловно, предполагается, что у дарителя будет более счастливая жизнь, чем в среднем по палате. Хотя все равно без гарантий. Но, конечно, шепотом рассказывают разные истории об озолотившихся в одночасье владельцах галерей, чудесных исцелениях, сложившихся семьях и внезапно обретенных смыслах бытия. Какая-либо связь с подношениями во всех случаях неочевидна и совершенно недоказуема. Однако общее мнение таково, что подарки лучше время от времени приносить, а требовать чего-то конкретного взамен, как минимум, рискованно. И уж брать отсюда ничего нельзя, ни в коем случае. Хотя все равно, думаю, растаскивают понемножку – те, кто случайно забрел. Дети, например. Кроме них по этим зарослям вряд ли кто-то лазает… Во всяком случае, экспозиция постоянно обновляется.
– С другой стороны, может быть, подарки забирает именно genius loci? Непостижимый-то он непостижимый. И, не сомневаюсь, неопределенный. Однако хозяйственный. Тащит добришко в погреб, и правильно делает – если уж это ему принесли.
– Во всяком случае, местное население совершенно в этом уверено. Ну и я с ними за компанию надеюсь, что так. Вот видишь, зонтик принес в подарок. Просто из вежливости. Пусть будет. Все-таки столько лет в Заречье живу, а взносов еще не делал.
– Слушай, а если я тоже что-нибудь положу? Или только зареченским жителям можно?
– Хулы не будет, – смеется Тони. – Подарки – такое дело, знай давай, да побольше. А с адресом твоим другие инстанции пусть разбираются. Точно не Небесная Канцелярия. Но зачем тебе?
– Понятия не имею. Низачем. Просто… чтобы быть в игре.
– Да, это серьезная причина. Куда серьезней, чем моя вежливость. А что ты тут оставишь? Не сумку же?
– Точно не сумку. Куда я без нее. Зато, например, с бумажником вполне могу расстаться. Он у меня почти новый, весной из Испании привезли. Смотри какой красивый.
– Красивый, – кивает Тони. – Самый простой способ сделать красивым все что угодно – не очень похабно изобразить на этом предмете старинную карту. Не жалко отдавать?
