* * *
– Какой отличный вкус оказался у твоей подружки! – говорит Нёхиси. – Мало кому удаются настолько красивые наваждения. Даже жалко, что навсегда так оставить нельзя.
– Вот именно, – мрачно киваю я.
Мы с Нёхиси стоим на набережной. То есть не просто на набережной, а на правом берегу, еще сегодня утром совершенно ему недоступном. Ну и мне доступном, скажем так, очень условно. По идее, я сейчас должен чувствовать себя победителем, этаким аделантадо
[49], практически Магелланом, только что швырнувшим к ногам своего короля двести бочонков пряностей
[50]. Но вместо этого я грущу: все-таки Старого города, который примерещился чудесной женщине Лене на месте наших старых добрых Снипишек
[51], жалко почти до слез. Или даже не почти, но конкистадоры не плачут. По крайней мере, прилюдно точно нельзя.
– Да ладно тебе, – говорит Нёхиси. – Сколько наваждений в этом городе уже было, сколько их еще будет. Ни одно не овеществится окончательно и бесповоротно, ни одно не пропадет даром. Городу все впрок.
Я пожимаю плечами, дескать, сам знаю. Все-то я знаю. Но когда это знания освобождали от печалей. Говорят, обычно бывает наоборот.
– Эй, – тормошит меня Нёхиси, – ты вообще планируешь обрадоваться? Хотя бы тому, что мы с тобой тут так отлично стоим. На правом берегу Нерис, который от короткого чудесного превращения в удивительный Старый город настолько сошел с ума, что уже вполне готов допустить наше с тобой существование. Твой план, которого толком и не было, отлично удался.
– Пока наша здесь только набережная, – напоминаю я. – Даже к костелу Архангела Рафаила
[52] нам с тобой не подняться. Только и счастья, что можем тут поваляться на травке, да и то через месяц, когда она прорастет. И может быть, зайти в Центральный универмаг. Кстати, это надо будет проверить. Слышал, там отличное мороженое продается, прямо на первом этаже.
– Не «только набережная», а целая набережная! – говорит Нёхиси, упирая на слово «целая», чтобы меня проняло. – И вообще, лиха беда начало. Мы перешли Зеленый мост, ступили на правый берег, дальше будет гораздо проще, – примирительно добавляет он.
* * *
Лена проснулась еще до рассвета. Неудивительно, практически с полудня спала. Немного повалялась в постели и вдруг почувствовала, что зверски голодна. Что, собственно, тоже неудивительно: за весь вчерашний день только выпила чашку кофе и съела полагающееся к нему крошечное печенье-комплимент.
Встала, щелкнула кнопкой электрического чайника, достала из рюкзака приготовленный еще дома в дорогу бутерброд с сыром. Хорошо, что не съела его в автобусе, сейчас-то в городе все закрыто, а чудесное спасение – вот оно.
Вчерашнюю прогулку Лена помнила смутно и с трудом различала, что было на самом деле, а что просто приснилось потом. Вспомнила башню-маяк на площади и странного человека с чайкой, который учил ее смотреть на льдины с моста – вроде бы, это как раз было по-настоящему, а похоже на сон гораздо больше, чем любой сон.
Странный город, – думала Лена, заливая кипятком найденный в кухонном шкафу чайный пакетик. – И прохожие тут тоже странные. И некоторые птицы. И даже лед на реке. И эта смешная квартира, в которой как будто все время сидишь под столом. И я сама тут какая-то странная, совершенно на себя не похожа. И это, пожалуй, лучше всего.
Когда рассвело, Лена вышла из дома. Сперва шла просто куда глаза глядят. Остановилась у первой же открытой кофейни, выпила там кофе, съела круассан с ветчиной и отправилась дальше, так торопливо, словно ее ждала куча дел.
Ей по-прежнему здесь очень нравилось, даже больше, чем с первого взгляда, но все-таки самая прекрасная часть Старого города, – думала Лена, – на другом берегу, там, за мостом.
Она хотела выйти к реке случайно, нечаянно, как вчера, но почему-то все время сворачивала куда-то не туда, кружила по городу, то и дело возвращалась на уже знакомые улицы, а реки не было нигде. Часам к десяти утра Лена сдалась, потыкалась носом в карту, как всегда вполне безуспешно, зато прочитала благополучно вылетевшее из головы название большой реки – Нерис. Наконец решилась, выбрала среди прохожих наиболее добродушную с виду старушку, смущаясь и путаясь в словах, спросила: «Как мне пройти к реке Нерис? Где большой мост». «Зеленый мост?» – переспросила старушка, и Лена неуверенно кивнула: «Я точно не помню. Но, наверное, зеленый, да».
Река оказалась довольно далеко, а переулки, которыми посоветовала идти старушка, так петляли, что расспрашивать прохожих пришлось еще дважды. Но в конце концов Лена вышла к мосту, в том же самом месте, что и вчера. С реки дул холодный, морозный ветер, так что она спрятала руки в карманы и неожиданно нащупала пакетик с купленными вчера карамельками. Надо же, совершенно о них забыла. А как пригодились бы к чаю с утра! Но и сейчас совершенно не помешают.
Вынула наугад одну карамельку, ярко-голубую, как майское небо. Вкус у нее оказался довольно приятный, но совсем не то, чего ждешь от обычной конфеты. Похоже, в карамель щедро добавили гвоздику и мускатный орех.
Лена шла по мосту, зябко ежилась на ветру, языком перекатывала во рту пряную голубую конфету, любовалась островерхими крышами разноцветных домов на другом берегу, предвкушала, как буквально четверть часа спустя будет греться в «Лучшей в мире кофейне», которая и правда самая лучшая в мире, вывеска не соврала.
* * *
– Ты только посмотри, – говорит Нёхиси и от избытка чувств повисает у меня на плече. – Только посмотри, что вытворяет твоя подружка! Ну ничего себе! Сама, без нашей с тобой помощи идет по Зеленому мосту, дрожит, ликует и светится. И тает в тумане, и сама как туман. И все, что ей вчера пригрезилось на месте наших Снипишек, снова стоит на том же месте. Вот уж не ожидал!
– Так мы, пожалуй, костел Архангела Рафаила уже сегодня захапаем, – деловито киваю я. – И планетарий. И дворец Радушкевича. И, чем черт не шутит, Национальную галерею.
[53] А потом пойдем дальше, знай наших. Вот это девчонка! Все бы такими были, когда терять становится нечего. Впору гордиться знакомством. Я и горжусь.
