И мы исчезаем, не расплатившись, как распоследние жулики; впрочем, если рассуждать по уму, мы просто никогда не заходили в бар «Берлин» на улице Исландийос, за черной-черной стеной, а значит все в порядке, мы уже никому ничего не должны.
– …лось. Смотри!
Мы сидим на крыше, откуда открывается дивный вид на проспект Гедиминаса, где, как каша в чугунном котле, закипает, булькает, с шумом ворочается, соблазнительно пахнет осенняя ярмарка, слаще и гуще которой нет ничего.
И Нёхиси добавляет, заговорщически подмигивая:
– Совсем неплохо. Не забывать сны – этого и правда зачастую достаточно, чтобы не смотреть один и тот же скучный кошмар наяву. Прекрасная идея, даже жаль, что почти не моя. Но знаешь, я думаю, надо еще чего-нибудь добавить. Прямо сейчас, не дожидаясь нового позавчерашнего дня.
Лицо у него при этом такое самодовольное, что впору назвать его рожей. Но у меня слишком хорошее настроение, чтобы обзываться. Я даже спорить не стану, хотя обычно завожусь с пол-оборота, мне только повод дай.
Нёхиси берет кусок черепицы и, размахнувшись как следует, со всей дури швыряет его вниз, в праздничную толпу. Я почти хватаюсь за голову: что он, засранец, творит! Но черепичный обломок, не долетев до земли, снова взмывает к небу, и девочка в бархатном платье с двумя аккуратными толстыми косами роняет на землю новую куклу, подпрыгивает, задрав голову, дергает мать за полу серебряного дождевика:
– Там самолетик, смотри! Оранжевый самолетик! Я тоже такой хочу! Кто его запустил?
И тогда я говорю Нёхиси:
– Ты такой прекрасный дурак, как сама жизнь.
И он отвечает:
– На себя посмотри.
Мы сидим на крыше, кидаемся черепицами, и разноцветные самолеты один за другим взлетают в пасмурное сентябрьское небо, которое разразится затяжным осенним дождем, уже через пару часов, никогда, никогда. Никогда.
Улица Ишганитойо
(Išganytojo g.)
Дурацкие зеркала
– Нелепый город, – сказала Роза, и Слава равнодушно кивнула. Не потому, что была согласна; на самом деле она пока просто не знала, согласна ли. Пока не погуляешь по городу в одиночестве, не поймешь, нравится тебе здесь или нет.
В любом случае лучше помалкивать и кивать в нужных местах – а как еще вести себя с человеком, с которым давно уже не о чем говорить? Особенно когда этот человек – твоя мать.
На самом деле, – думала Слава, – даже хорошо, что Розе здесь не нравится. Значит, есть шанс, что она захочет вернуться в гостиницу, особенно если пообещать ей планшет с коллекцией сериалов. Тогда и погуляю по-человечески. А завтра поедем дальше, даст бог, уже вечером сдам ее на руки Вальтеру, перекрещусь и забуду. И больше никаких совместных автопробегов, никогда.
– Старая добрая советская Прибалтика, которая суетливо пытается прикинуться «настоящей заграницей», как местные жители ее себе представляют, – говорила тем временем Роза, морщась от превосходного крепкого кофе, как от неспелой хурмы. – У Риги и Таллина хоть как-то, через пень-колоду получается, по крайней мере, чистоту там навели. А здесь – помойка. Треть домишек худо-бедно отреставрировали, остальные оставили в руинах – и так сойдет. Зато цветочных клумб понатыкали, где надо и где не надо. И бомжей развели, по три штуки на каждую улицу, как символы космополитической свободы, надо полагать. Провинция в худшем смысле этого слова. Мыть и драить сорок лет без продыху и только потом начинать думать, можно ли показывать это людям.
Умолкнув, она с надеждой покосилась на дочь: вдруг той захочется возразить? Отлично можно было бы поспорить, у Розы уже скопилось так много убийственных аргументов, неопровержимо доказывающих ее правоту, что того гляди голова взорвется. Розе не терпелось их озвучить, но для полноценного диалога нужны два участника. А Славка только формально рядом, на самом деле где-то далеко, витает в своих фантазиях, как всегда.
Скучно ей со мной, – подумала Роза. – Наверное, даже хуже, чем мне с нею. Что ж за наказание такое эта поездка. А ведь казалось, отличная идея, замечательно проведем время, наконец-то наговоримся. И правда наговорились. За первые пару дней пути на несколько лет вперед.
Надо пощадить детку, – решила она. – Это же только я у нас барыня на вечных каникулах. А у ребенка отпуск. Короткий, как всегда. Света белого не видит с этой своей работой. И что для меня зачуханный городишко, ей – хоть какое-то свежее впечатление. Надо ее отпустить, пусть погуляет спокойно, без моего нытья.
– Ты как хочешь, а с меня хватит, пойду обратно в гостиницу, – сказала она. И, не удержавшись, шепотом добавила: – Ты посмотри, как та девица вырядилась! Только в глухой провинции увидишь такую наивную пародию на haute couture. Обнять и плакать. Впрочем, нет, лучше, не обнимать: дешевая синтетика, наверняка колется. Даже смотреть неприятно.
А кстати, отлично девочка одета, – подумала Слава, исподтишка разглядывая долговязую носатую брюнетку с огромными, в пол-лица глазищами. – Этакий героический кэжуал-не-для-всех. И даже не скажешь, что чересчур пестро. В самый раз. Интересно, это какой-нибудь местный дизайнер? Впрочем, мне все равно не пойдет.
Тем временем у нарядной брюнетки зазвонил телефон. Она извлекла его из пришитого к причудливому рукаву кармана, какое-то время молча слушала, наконец ответила на незнакомом языке, судя по интонации, что-то вроде: «Ладно, сейчас буду», – и вдруг…
Роза сдавленно ахнула.
– Ты тоже видела? – подскочила Слава.
– Что именно? – неохотно переспросила мать. И поспешно добавила: – Ничего я не видела. Ты о чем?
– Неважно. Значит, показалось.
Совсем дурой надо быть, чтобы признаться: «Я только что своим глазами видела, как эта девушка превратилась в ворону». И еще большей дурой, чтобы объяснять: «Думала, ты тоже заметила». И спрашивать: «Нет, правда, а куда она подевалась?» Ясно же, что Роза воспользуется случаем и заведет свою любимую песню: «Ты слишком много работаешь, я всегда говорила, что это до добра не доведет». И еще долго потом будет вспоминать, причем совершенно вне зависимости от того, видела она сама чудесное превращение или…
Нет, стоп. Какое может быть «видела»? Люди не превращаются в птиц, так не бывает. Просто девушка очень быстро ушла. А я как раз в этот момент моргнула, а потом на освободившийся стул села ворона. И сразу же улетела, сообразив, что ничего съедобного поблизости нет. А Роза охнула просто так. Кольнуло где-нибудь внезапно, человеческий организм велик, и у него всегда полно идей, как удивить своего обладателя. Чем дольше живет, тем больше идей, будь они неладны. Мой вон уже тоже включился в творческий процесс.
– Как-то она очень уж быстро ушла, эта модница, – наконец сказала Слава. – Я даже не успела понять, что именно тебе так не понравилось. Ладно, бог с ней. Так ты в гостиницу? Тебя проводить? Или просто сказать пароль от планшета?
– А то я не знаю твой пароль, – невольно улыбнулась Роза. – Он у тебя со школьных лет один и тот же: тройка, семерка, туз.
