Книга Все сказки старого Вильнюса. Начало, страница 68. Автор книги Макс Фрай

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Все сказки старого Вильнюса. Начало»

Cтраница 68

– И знаешь что? Я сперва суетился, метался по вокзалу, бежал куда-то, искал нужную платформу, все как положено. А потом вдруг обрадовался: как же хорошо, что я опоздал, теперь можно не ехать на этом поезде, а сесть в какой-нибудь другой – вон их сколько. И это было такое счастье, такое облегчение – передать тебе не могу.

Анна внимательно смотрит на меня. Кажется, я ее удивил. И пожалуй, обрадовал – вон как сияют ее глаза.

– Какой хороший сон, – говорит она. – Действительно хороший. Как я за тебя рада, ты не представляешь.

Я, кстати, тоже очень за себя рад почему-то. Хоть и выдумал все это вот прямо сейчас, наспех, чтобы Анна не заскучала от моего рассказа.


Я стал очень рано ложиться, еще до полуночи. Не засыпаю, конечно, просто лежу и смотрю в разноцветную темноту под закрытыми веками. Жду. Мне легко быть терпеливым и не торопить события. Я умею говорить: «Мне все равно», – более того, я умею в это верить. К тому же мне нравится сам процесс: лежать, смотреть, ни о чем не думать. Ждать.

Где-то рядом раздается негромкий перезвон. Я открываю глаза – что это? Где? А это просто ветер теребит связку колокольчиков над входом в мою лавку. А я лежу на крыше и внимательно ее разглядываю. Такая светлая, почти голубая черепица – большая редкость, потому что мастерская Йонки, где я ее заказывал, маленькая, да и спешить он не любит, так что во всем городе едва ли наберется три дюжины таких светлых крыш. Мне просто повезло, Йонка мой однокашник, вместе в Подводную школу ходили, вот и не смог мне отказать, еще и подмешал в глину какой-то редкий порошок, так что черепица приобрела едва заметный бирюзовый оттенок, больше у него так ни разу не получалось. И это очень здорово. Если уж я чего-то захотел, в лепешку расшибусь, но добьюсь своего, а тут все само собой вышло, самая красивая крыша в городе – моя.

Все это хорошо, но надо слезать. Лавка нараспашку, а хозяина нет на месте – где такое видано? Тем более в моих завалах сам черт ногу сломит, лавка букиниста – это не то место, где покупатель может сам взять необходимое, положить деньги и идти восвояси. Без меня никто ничего не найдет, только бардак разведут, так что – вперед. А сюда вернусь ближе к вечеру, с моей крыши отличный вид на закат; если повезет, можно поймать момент, когда заходящее солнце отражается в перилах Стеклянного моста, с этим зрелищем ничего не сравнится.

Вовремя спустился, в лавке полно школьниц, сидят на подоконнике, как птички, болтают ногами, щебечут. Нита, Йонкина дочка, с подружками, таким нельзя давать заскучать, это они только с виду милые барышни, а на самом деле – стихийное бедствие, все вверх дном перевернут, если вожжа под хвост попадет.

Нита прыгнула мне на шею прямо с подоконника, я едва на ногах устоял.

– Дядя Клаус, выручай! Нам срочно нужна книжка про сны, – тараторит она. – Только не сонник, конечно. И не ученый трактат о природе сновидений. А чтобы там просто чужие сны пересказывали, настоящие, которые людям снятся. Очень надо! Очень-преочень! Правда же, у тебя есть?

– Кое-что найдется, – говорю я и лезу в сундук. Потом в другой. Да куда же она подевалась, совсем недавно видел… А, вот. – Держи, – говорю. – Редкий экземпляр. Кому другому не продал бы, но тебе – так и быть.

– Анна Нейли. «Роль сновидений в жизни жителя современного ме-га-по-ли-са», – читает Нита. – Дядя Клаус, а что такое «мегаполис»?

– Просто большой город, – говорю я. – Очень большой. Даже слишком. Как десять наших.

– Представить не могу! А разве такие бывают?

– Еще и не такие бывают, – пожимаю плечами. – Чем дольше живу, тем лучше понимаю, что бывает вообще все. В том числе такое, чего мы и представить не можем.

– Это именно то, что надо! – улыбается Нита, наскоро пролистав книгу. – Какое же тебе спасибо! А ты сам ее читал?

– Читал когда-то.

– Ну и как? Сны этих… «жителей ме-га-по-ли-сов» – они похожи на наши? Или совсем другие?

– Понятия не имею, – говорю. – Не с чем сравнивать. Я никогда не вижу снов.

Улица Венуолё
(A. Vienuolio g.)
Скорей всего, это была птица

Под утро проснусь от резкого крика и тихого стука в оконное стекло, шепну: «Скорее всего, это птица, спи, я посмотрю, я сейчас». Встану, задев головой подвешенный к люстре золотой елочный шар, он висит еще с прошлого Нового года, и я вечно его задеваю, от этого волосы на макушке постепенно становятся рыжими, а хмурые утренние мысли светлыми, как будто выгорели на солнце, которое сейчас, в конце ноября, кажется поэтической выдумкой. Говорите, это такая большая звезда, которую видно днем? От которой тепло и светло? Ну вы даете, рассказывайте дальше, мне нравится неукротимый полет вашей фантазии.


Накину поверх пижамы старое вельветовое пальто, ставшее на склоне лет осенним домашним халатом, добрым спутником для вылазок на балкон – в те редкие минуты, когда бесконечный ноябрьский дождь утихает настолько, что мы почти верим, будто его нет.

Сейчас как раз нет.


Толкну невесомую стеклянную дверь, выйду в туманный предутренний мир – еще незавершенный, нераскрашенный, зыбкий, почти черно-белый. Четырехэтажный дом напротив пока выглядит трехэтажным, красный соседский крайслер кажется серым, башню Гедиминаса слева на горизонте вообще забыли нарисовать, и вместо старого каштана в центре нашего двора на Венуолё стоит тополь, но через час все будет на месте, знаю я эти штуки – как всякий раз в конце года наспех, путаясь в деталях, собирают по утрам уставшую от самой себя реальность, поэтому так поздно светает – чтобы никто не заметил несоответствий. Темно, ветрено, зябко, сыро, все не выспались, всем все равно.

Всем, кроме меня.


Потому что в этих несоответствиях – смысл, ради которого – я.

Потому что только в предутренних ноябрьских сумерках, когда ночь уже миновала, а утро никак не может начаться, в этой серой бурой сизой лиловой мокрой щели между сном и другим сном, ты назначаешь мне свидания. В другое время тебя не только не сыщешь, в тебя не поверишь толком, тебя даже не сочинишь.

Тем более, что сочинять я вообще не умею.


Я умею только стоять на балконе, кутаясь в старое пальто, молчать, глядеть и дышать – лбом, ладонями, затылком, грудью, коленями, пятками, спиной, всей кожей, всем пижамным сатином, всей резиной подошв, всем потертым вельветом пальто.

Я умею быть – здесь, рядом с тобой.

Я умею не знать, кто ты. Я умею не видеть тебя. Я умею не слышать твоих слов. Я умею не задавать тебе вопросов, потому что твое присутствие – само по себе ответ.

Я умею не умирать, когда ты меня обнимаешь. Эта наука далась мне нелегко, но оно того стоит. Наверное, стоит.

Наверняка.

…И еще я умею возвращаться с наших свиданий как ни в чем не бывало. Это мой коронный номер, могу выступать за деньги, публика будет довольна, глазея, как полсотни долгих секунд спустя я вернусь в комнату, сниму влажное пальто, скину желтые как выдуманное солнце шлепанцы, босиком поднимусь в спальню, шепну: «Скорей всего, это была птица, спи». Лягу рядом, закрою глаза, проснусь, воскресну, перестану быть.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация