Султан в принципе был не против. Такое расследование позволило бы ему укоротить руки чересчур самостоятельным подданным, слишком часто забывавшим делиться с ним доходами от своего покровительства пиратскому промыслу. Вот только допускать русских… Это могло вызвать недовольство слишком многих влиятельных кланов. Да и докопаться русские могли до чего-нибудь не того. А с другой стороны, без русских тут ничего не сделаешь, шайтан их побери. Надо было думать и искать пути решения проблемы и делать это быстро, но очень осторожно. Однако ни с быстротой, ни с осторожностью ничего не получилось — пока султан пытался договориться с русскими, покровители пиратов не сидели, сложа руки, и так и не успев ничего ни решить, ни сделать, султан был свергнут, а в процессе свержения то ли застрелен, то ли зарезан, а то ли даже вообще задушен.
Новым султаном стал какой-то дальний родственник свергнутого, настолько дальний, что степень его родства определить было очень непросто. А что делать, если вся близкая родня нечестивца, чуть не допустившего неверных осквернять своим присутствием священные земли Муллафара, внезапно поумирала в течение пары дней после свержения? Главным достоинством нового султана было полное отсутствие интереса к государственным делам, как и вообще ко всему, что находилось за пределами его гарема. Фактически же правление султанатом принял шейх Аль-Бахри, возглавлявший тот самый клан, интересам которого столь явственно угрожало бы следствие.
Впрочем, совсем игнорировать требования русских шайтанов Аль-Бахри остерегался, потому что вполне представлял себе, чем это может для него обернуться. Но вот вступить в переговоры, затянуть их, а потом отдать русским на растерзание десяток или два совсем безмозглых глупцов, которых столь много среди пиратского отродья… Да, это было бы очень даже неплохо. А пока будут идти эти переговоры, он подружится с западниками. Тоже псы неверные, сыны шакала и обезьяны, но готовы дать своих нечестивых денег, на которые у них же можно было купить много полезного. Как хорошо, что под шумок смены султана удалось порезать и презренный клан найюбских торгашей! Потому что раньше Запад давал деньги им, чтобы те нашептывали султану свои коварные советы. Теперь же будут давать ему. И он уж постарается, чтобы до этих западных шакалов дошло, что платить они должны именно ему, а не искать еще кого-то! Именно платить, а не покупать его, как они купили найюбских червей.
Разумеется, все эти соображения фактического правителя Муллафара поручику Корневу известны не были. А и были бы — какое ему до них дело? У него своих забот хватает, а муллафарский султан ему вообще никто и нигде. Скажут разбомбить этого султана или кто он там, к растакой-то матери — разбомбит. Не скажут — не будет. Но если Корнев все понимал правильно, то надо было ждать, что скажут разбомбить, и скажут уже очень скоро.
На учениях и занятиях все категории условности противника были отброшены, как и все прочие потенциальные противники. Пилотов готовили именно к войне против Муллафара. Впрочем, Муллафар, не Муллафар — уровень подготовки все равно был на должной высоте, а вот заучивать проекции муллафарских кораблей и истребителей пришлось.
В один из редких перерывов в последних приготовлениях к кампании пилоты второй эскадрильи вспоминали провалившуюся попытку устроить тотализатор.
— Вас послушать, так все угадали, — недоверчиво хмыкнул штабс-ротмистр Хватков, дождавшись, пока пилоты выскажутся. — Жалко, записки с предсказаниями забрал полковник. Сейчас бы и выяснили, кто у нас банк сорвал.
— Сам-то на кого поставил? — подначил командира Корнев.
— На кого, на кого…, - ухмыльнулся Хватков. — На Муллафар, как и все.
Дружное ржание пилотов подтвердило, что кавалерийские звания Первой Российской Империи они носят не зря.
— Ладно, кони, хорош ржать, — подвел черту штабс-ротмистр. — Поскакали на тренажеры.
Громко, но совершенно неискренне досадуя на свою тяжкую жизнь, пилоты потянулись в указанном им направлении. Хватков сделал знак Корневу, чтобы тот приотстал.
— Воронин, я смотрю, у тебя совсем нормальный стал? — тихо спросил комэск.
— Вполне, — так же тихо ответил Корнев. — А что у тебя за виды на него?
— Не на него, — подмигнул Хватков. — На тебя. Первая вакансия командира звена в эскадрилье — твоя, имей в виду.
— Что за неслыханная щедрость? — пока можно было говорить с командиром неофициально, Корнев старался вытащить из него побольше.
— Не щедрость, Рома, расчет. Ты хороший пилот, дисциплинированный, умелый. Есть в тебе талант к нашему делу. Морду не строй, ты не девушка, чтобы я тебе комплименты говорил. Все правда. Будет Воронин в бою нормально себя вести — значит, и подчиненных умеешь строить. Плюс ко всему, ты же у меня ведомым летал. То есть на мои команды реагировать приучен чуть быстрее, чем в среднем по эскадрилье. Вот и сообрази — насколько хорош будет для меня именно такой командир звена. Которому скомандуешь и голова за его звено не болит?
— Насколько я знаю, подчиненным заранее такие вещи не говорят, — задумчиво сказал Корнев.
— Правильно знаешь. Но как показала практика, именно тебя легче мотивировать, заранее обозначив твою перспективу. Помнишь, как я тебя просвещал, когда тебя забрал ведомым Мелентьев?
Спорить тут было не с чем. Что ж, кажется, карьера пошла в гору. Осталось за малым — остаться живым в предстоящей войне и чтобы с вакансиями карта легла как надо. После войны будет очередной наградной поток, цепочка повышений тоже потянется, так что варианты есть. Главное, чтобы место командира звена открылось именно в нашей эскадрилье. Напевая веселый мотивчик, поручик Корнев (пока еще поручик, господа, пока еще!) скорым шагом пустился догонять остальных пилотов.
По самым разным признакам Корнев чувствовал, что время, отпущенное на подготовку к новой кампании, стремительно истекает. Окончательно его убедило в этом появление на орбите Антонины старых знакомых — авианосцев «Кожедуб» и «Нестеров». И хотя двух резервных авианосцев на корпус было явно маловато, но начальству виднее.
Война началась просто и буднично. Как и в фазанском походе, одиннадцатую истребительную дивизию посадили на авианосцы. Те же сборы, на этот раз чуть более быстрые и организованные, да и задача на этот раз была попроще. Вместе с флотскими штурмовиками дивизию назначили обеспечивать высадку десанта на Наджафе — одной из планет, которые Муллафарский султанат занимал не полностью. Собственно, владения муллафарских султанов на Наджафе ограничивались половиной одного из трех имевшихся континентов, да несколькими островами рядом.
Наджафские территории использовались Муллафаром преимущественно как источники сырья и сельскохозяйственной продукции. Заселены они были не густо, основные соединения вооруженных сил компактно размещались на границах владений для обороны от хозяев остальных земель планеты. Так что разгром наджафской группировки и захват муллафарских владений на планете особого труда не составили. Трудности начались сразу после этого.
Климат. Еще со времен расселения белого человека по всей Земле именно климат создавал больше всего препятствий на этом пути. Неизвестные в европейских условиях болезни, беспощадно пекущее солнце, гнилая вода, ядовитые экземпляры местной флоры и фауны — в эпоху колониальных захватов и строительства великих империй все это убило белых людей больше, чем все дикие (или свободолюбивые, это уж кому как больше нравится) туземцы, вместе взятые. Вот и на Наджафе, по крайней мере, на муллафарских его территориях климат был, с точки зрения русского человека, совершенно отвратительный. Жара и влажность своими потными липкими щупальцами залезали под одежду, не давали нормально дышать, превращали попытки заснуть и проснуться в сплошное мучение. Да, конечно, на Наджаф оперативно завезли и быстросборные домики с системами климат-контроля, и обеспечили всех соответствующей одеждой, но все это в большей степени облегчало жизнь пилотам, а не технарям, которым приходилось обслуживать машины на открытом воздухе, чтоб его вдоль, поперек и наискосок.
