— Третий этаж, квартира девять.
Я поднялась на лифте и позвонила. Дверь мне открыла женщина лет пятидесяти, в белоснежном накрахмеленном переднике.
— Здравствуйте, моя фамилия Вершинина, Иван Кузьмич ждет меня.
— Я вас провожу, Иван Кузьмич у себя в кабинете, — сказала она деловито, принимая у меня пальто.
Я прошла за ней по длинному широкому коридору мимо гостиной и столовой. Остановившись перед массивной дубовой дверью в кабинет, женщина, которую я определила как домработницу деликатно постучала в нее.
— Входите, — раздался из-за двери приятный баритон.
Домработница открыла дверь.
— Иван Кузьмич, к вам Вершинина, — сказала она плотному мужчине, чьи короткие волнистые волосы еще не были тронуты сединой, хотя ему можно было смело дать „полтинник“.
Коломиец вышел из-за стола мне навстречу.
— Пожалуйста, проходите, — слабо улыбнулся он и, повернувшись к домработнице, сказал, — Евгения Петровна, сделайте нам чаю.
Одну из стен кабинет Коломийца целиком занимали книжные полки, на которых, поблескивая позолотой переплетов, ровными рядами выстроились собрания сочинений русских и советских писателей-классиков. С ними соседствовали тома по истории, социологии, политике и разнообразные справочники.
По степени изношенности переплетов и обложек можно было судить о том, как часто та или иная книга бралась в руки. Если справочной литературой изредка пользовались, то остальные книги по новизне ничем не отличались от печатной продукции, выставленной на полках и в витринах книжных магазинов.
У противоположной стены стоял огромный дубовый стол с резными ножками, со старинным бронзовым прибором для письма. Рядом с ним покоились разложенные аккуратными стопочками бумаги.
— Присаживайтесь, — Коломиец указал на одно из черных кресел, входящих в „кожаный“ гарнитур, которым был обставлен его домашний кабинет.
— Вам даже поболеть как следует не удается, — посочувствовала я ему и понимающе улыбнулась.
— Вы не представляете себе, сколько приходиться работать! — пожаловался он и осторожно опустился в соседнее кресло.
— У вас замечательная библиотека, — польстила я ему.
— Вот только читать времени нет, — с сожалением в голосе сказал Коломиец, — все дела да хлопоты!
— Иван Кузьмич, я не собираюсь у вас отнимать много времени, — успокоила я его, — мне только нужно задать вам несколько вопросов.
— Ну что вы, что вы, я готов выслушать вас. — любезно отозвался Коломиец.
„Неужто я ему приглянулась?“ — с веселой иронией спросила я себя.
— Иван Кузьмич, — начала я, тщательно подбирая слова, и стараясь быть предельно деликатной, — это, конечно, дело внутрисемейное, но уж так случилось, что мне необходимо задать вам эти вопросы…
— Да вы не стесняйтесь, спрашивайте о чем угодно. — подбодрил меня Иван Кузьмич, довольный тем, что ему представился случай явить свое квази-монаршее благорасположение женщине, в которой видел не обычную просительницу, а вполне самостоятельную особу, зависящую от него постольку-поскольку, к тому же вызвавшую в нем интерес и симпатию.
Постучав, вошла Евгения Петровна с блестящим металлическим подносом, на котором стоял большой фарфоровый чайник, чашки, ваза с печеньем и конфетами и блюдо с фруктами.
— Угощайтесь, Валентина Андреевна, — Коломиец сам налил мне чаю и пододвинул вазу с печеньем.
Судя по цвету и аромату чай был очень хорош.
— Вы, конечно, знаете Чебакова? — спросила я, сделав небольшой глоток.
— Вячеслава Алексеевича? — уточнил Коломиец.
— Да, генерального директора акционерного общества „Жилстройиндустрия“.
— Конечно, знаю. А у него что, какие-то неприятности? — поинтересовался Иван Кузьмич.
— Мне об этом ничего неизвестно. Я хотела поговорить о его дочери и вашем сыне.
— А с ними что случилось? — оживился Коломиец.
— Почему обязательно что-то должно случиться, Иван Кузьмич? — я улыбнулась, — просто я интересуюсь их отношениями. Вы что-нибудь можете сказать по этому поводу?
— Знаю, что сейчас они отдыхают вместе, — он откусил кусочек печенья и запил его чаем.
— Вы ничего не имеете против этого? — поинтересовалась я.
— Я только — „за“. Светлана девушка умная, рассудительная, может сумеет образумить моего оболтуса.
— Они, что, собираются пожениться?
— Ничего бы не имел против, — ответил Коломиец, — но их, молодых сейчас не поймешь. То сходятся, то разбегаются.
— Да, вы правы, — поддержала я его, — у меня у самой сын, и хотя ему только двенадцать, он мне уже задает перца. — я рассмеялась.
Впрочем, и Коломиец расплылся в отечески благодушной улыбке.
— Маленькие детки — маленькие бедки, большие детки… — лукаво глядя на меня, привел мудрую поговорку Иван Кузьмич.
— Вы знали, что ваш Сергей был не единственным поклонником Светы Чебаковой и что она собиралась ехать с ним в Швецию?
Похоже это было новостью для Ивана Кузьмича. Он округлил и поднял брови, сделав недоуменную гримасу.
— Первый раз слышу.
— Так вот, этого юношу, Дмитрия Федорова, убили. Как раз это печальное обстоятельство и привело меня к вам.
— Какое это имеет ко мне отношение? — Коломиец напрягся.
— Это всего лишь одна из версий, сейчас мы выясняем кто мог быть заинтересован в его смерти.
— Во всяком случае не я, — отрезал Иван Кузьмич, — для меня он вообще не существовал.
— Об этом не идет и речи, — успокоила я его, — дело совсем в другом. Не секрет, что ваш сын является выгодной партией. Чебаковым, к примеру, был бы выгоден брак Сергея и Светланы.
— Я как то не думал об этом, но наверное вы правы. А что касается Вячеслава Алексеевича, то он вполне независимый и обеспеченный человек и, как мне кажется, довольно разборчив в средствах достижения своих целей.
— А вы не знаете про других подружек Сергея?
— Об этом вам лучше поговорить с моей женой, я просто не слежу за этим, — Иван Кузьмич взялся за чайник, — вам понравился чай?
— Чай замечательный, — похвалила я действительно чудесный напиток.
— Может быть чего-нибудь покрепче? — предложил Иван Кузьмич».
«Уж не преувеличила ли ты, Валя, силу своего обаяния?» — спросила себя Вершинина, пряча рукопись в ящик рабочего стола.
«Довольно трудный отрывок, да и разговор был не из легких. Верно ли я передала его атмосферу? Сможет ли читатель составить себе представление об Иване Кузьмиче по этому наброску? Правильно ли я определила его реакцию на мое сообщение об убийстве Федорова? Не лучше ли было бы вместо слова „напрягся“ употребить „насторожился“?
