— Ладно, спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Валентина Андреевна.
Решив, что «Европу» не осилит, Вершинина выключила телевизор. Она прошла в комнату Максима, где танковое сражение было в самом разгаре.
— Голубчик, не пора ли тебе спать? — она ласково посмотрела на сына.
— Сейчас, мам, — он ожесточенно давил на кнопки пульта.
— Я наверное, еще подумаю, покупать ли тебе компьютер, — она хитро прищурила глаза, — если уж ты от этой игрушки не можешь оторваться…
— Все, я уже кончил, — Максим тут же выключил экран и отложил пульт.
— Быстро — умываться, чистить зубы и спать, — приказала Валентина Андреевна.
Выполнив вечерний туалет, Максим чмокнул мать в щеку и отправился в постель.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Вершинина прошла к себе в спальню и, сев за стол, попыталась нацарапать хоть несколько строчек, но мысли разлетались, словно вспугнутые птицы. Она встала, скинула халат и подошла к большому, в полный рост зеркалу, вделанному в шкаф.
На нее смотрела крупная, высокая женщина с красивой, пышной грудью. Безупречная осанка, покатые плечи, тяжелые пухловатые руки, полные бедра… Но линии тела плавные, и талия вполне обозначена, ноги стройные… Тонкие, «породистые» лодыжки, в общем, сложена неплохо, пропорции соблюдены. Этакая знойная женщина бальзаковского возраста…
Вершинина вплотную подошла к зеркалу и принялась разглядывать свое лицо, обрамленное русыми, волнистыми волосами, которые едва закрывали ее аккуратные, правильной формы уши.
Полноватое, овальное, приятное лицо… От него, как, впрочем, и от всей фигуры Валентины Андреевны, веяло спокойствием и сдержанной силой. Взгляд, может быть, немного более пристальный, чем нужно, но умный, проницательный.
Правда иногда он как бы утрачивал свою пронзительную силу, прячась за поволокой мнимого равнодушия и апатии. Но это был всего лишь определенный психологический прием, позволяющий Валандре, прикинувшись безучастной, без помех наблюдать за собеседником или предаваться глубоким раздумьям.
Упрямая складка между бровями, едва обозначившиеся «гусиные лапки» у глаз…
«Нет, — подумала Валентина Андреевна, — лучше так тщательно себя не рассматривать. Как это обидно и несправедливо, что твоя кожа, становясь с каждым днем все менее упругой, совершенно не считается с твоей душевной молодостью!
Еще один повод вспомнить моего любимого де Ларошфуко, сказавшего: „Ни на смерть, ни на солнце нельзя смотреть в упор.“ Я бы еще добавила к этому, что и на свое лицо не рекомендуется смотреть женщине, которой перевалило за тридцать пять… Фу, Валя, уж не чересчур ли ты самокритично сегодня настроена?» — поморщившись, спросила себя Вершинина в итоге.
Не смотря на некоторую неловкость и разочарование, она не отошла от зеркала и продолжила дальше рассматривать себя, точно хотела взять реванш за полноту и морщинки.
«Так, поглядим еще…» — она придвинула свое лицо так близко к зеркалу, что стекло запотело от ее дыхания.
Нос немного крупноват, но вполне приемлемой формы, нос, свидетельствующий о волевой натуре… Красиво очерченные губы, не большие, но и не узкие, как ниточка. Гладкие, упругие щеки, округлый подбородок с небольшой ямочкой, придающей лицу задорно-лукавое выражение.
«Ну, в общем, потянет…» — удовлетворенно подытожила Валандра, бросая последний взгляд на свое, как теперь ей казалось, роскошное отражение. Она откинула покрывало с кровати и готова была уже погрузиться в приятную прохладу белых простыней, как сумеречная тишина ее жилища была нарушена требовательным пиликаньем телефона.
— Алло.
— Валентина Андреевна, я нашел Голубеву, — Антонов был явно доволен собой.
— Ты откуда, Саша?
— Я здесь, в «Виноградине», она только подошла, пьет коктейль в баре. Что мне делать?
— Саша, мне нужно с ней поговорить. Пусть она придет завтра к девяти в контору, уговори ее: пообещай ей денег, припугни, обольсти, делай что хочешь, но чтобы завтра она была у меня, ты меня понял? Нет, погоди, лучше я подъеду прямо сейчас. Где находиться это кафе?
— На Ленинградской, напротив банка.
— Угости ее пока чем-нибудь, не спускай с нее глаз, я скоро буду.
Заказав по телефону такси, она в темпе стала собираться.
* * *
Отблески дюралайтовых огней, из которых было составлено название кафе, оранжево-изумрудной каруселью пробегали по ледяному глянцу, покрывавшему тротуар. Не смотря на эту скачущую иллюминацию, две покрытые грязной снежной коростой «девятки», притулившиеся неподалеку от «Виноградины», имели унылый и заброшенный вид.
Расплатившись с таксистом, Вершинина направилась к кафе. Сильный, уже пахнущий весной ветер, путался в полах ее пальто, рвал с фонарного столба бумажную бахрому объявлений, кружил мелкую серебристую пыль.
Толкнув дверь, Вершинина словно очутилась в другом мире, согретом сигаретным дымом, теплом человеческих тел, винными парами, жаром полупьяных голосов.
Вытянутый зал, вдоль стен которого располагались столики, оставлял посредине лишь узкий проход, где с трудом могли разойтись два человека. В глубине тускло освещенного зала находилась стойка, над которой был закреплен телевизор, излучавший разноцветно-кричащую ауру клипа Тони Брэкстон.
По стенам, над каждым столиком были развешаны шарообразные бра. Гардероба при кафе не было, шубы, пальто и куртки посетители разместили на нескольких стойках-вешалах выставленных прямо посреди зала. Большинство столиков было занято.
Антонов сидел спиной к Вершининой, за первым от входа столиком, перед ним стояла кружка с пивом и маленькая тарелочка с брюшками семги. Он пристально смотрел вперед, видимо, дословно поняв приказ начальницы.
— Неплохо ты тут устроился, — снимая пальто, сказала она.
— Я вам помогу, — галантно предложил Антонов, выходя из-за стола.
Он пристроил вершининское пальто на вешалку и вернулся за столик.
— Она здесь? — спросила Валентина Андреевна.
— Вон, у стойки.
Вершинина взглянула в указанном направлении. На высоких табуретах там сидели две оживленно болтающие парочки и — в гордом одиночестве — яркая крашенная блондинка.
Вершининой был виден только ее профиль, который, впрочем не отличался особым изяществом. Темного цвета костюм с мини-юбкой красиво облегал ее стройную фигурку. «Эффектная барышня», — отметила про себя Вершинина.
— Так ты к ней не подходил? — поинтересовалась она у Антонова.
— Нет, решил понаблюдать, — ответил он.
— А если бы ее сняли, пока ты за ней наблюдаешь, что бы стал делать? — покритиковала его Валентина Андреевна, — нужно было давно пригласить ее к столику.
