— Больше ничего не забыл мне сказать?
— У меня, конечно, не такая память как у тебя, — иронично ответил Вадим, двигаясь за «мерседесом», — но мне кажется больше ни о чем стоящем внимания они не говорили.
— Ладно, — спокойно сказал Алискер, — они, по-моему, движутся к дому, если заедут во двор, следом не заезжай, останови где-нибудь на улице.
* * *
В понедельник Вершинина чувствовала себя бодрой и отдохнувшей. После торжественного ужина при свечах и прочих занятий и удовольствий она, как ей казалось, обрела дополнительный жизненный тонус.
К тому же она была довольна тем, что воскресный день оказался удачным и в плане проводимого ей расследования: последнее сообщение Алискера было особенно важным.
Полученную от него информацию переоценить было невозможно, она проливала свет на события двух последних дней, да и вообще заново восстановила ту ниточку, которую Вершинина и Антонов-старший, стоя над бездыханным телом Кривого, сочли порванной.
«— Я прослушала пленку и выудила еще кое-какую полезную для нас информацию, — сказала я сидящему рядом с моим столом Алискеру.
— Что за информация? — заинтересовался он, довольный тем, что расследование заметно продвинулось за относительно небольшой срок.
— Ближе к концу разговора Чебакова договаривается с Зотовым, что в понедельник, то есть сегодня, он заедет за ней в половине первого в салон красоты „Афродита“, что на улице Ноябрьской, и что потом они поедут к нему.
— Это значит, что они на самом деле любовники? — торопился с выводом Мамедов.
— И это тоже. Но самое главное, что Чебаковой не будет дома по крайней мере часа три-четыре. — я заговорщически поглядела на Алискера.
Он встрепенулся:
— Обыск?
— Догадлив ты, однако, — насмешливо бросила я.
— Вы думаете, что Чебакова причастна к убийству Федорова? — глаза Алискера заблестели. Он живо напомнил мне ретивого скакуна, рвущего поводья.
— И Зотов тоже. — сухо, дабы остудить его эмоции — темперамент-то у него южный — резюмировала я.
— Они в сговоре?
— Полагаю, да.
— Вы рассчитываете найти что-то конкретное в квартире Чебаковых? — Мамедов пристально посмотрел на меня.
— Не знаю, в данных обстоятельствах любая мелочь может иметь колоссальное значение, не мне тебя учить, — я встала из-за стола и прошлась по кабинету.
— Кто поедет?
— Ты говорил, у Чебаковых дверь на сигнализацию не поставлена? — задала я встречный вопрос, снова садясь в кресло.
— Не поставлена, — рапортовал Алискер.
— Значит, Маркелов нам не нужен. Поедем вчетвером: я, ты, Антонов Коля и Ганке.
— Антонов сегодня в плохом настроении, — с усмешкой сказал Мамедов.
— Что такое?
— Чувствует себя не важно. Вчера поцапался с женой, а сегодня она ему завтрак не приготовила, как он говорит, из принципа. Пришлось ему варить себе яйца вкрутую. Налопался их, а теперь с желудком что-то.
— Несварение? — вспомнила я ехидную шуточку Виктора.
— Наверное. — пожал плечами Алискер.
— Пусть примет что-нибудь. У меня вот только фестал есть, передашь ему, может поможет.
Покопавшись в одном из отделений портфеля, я вскоре нащупала плотную фольгу, в которую были упакованы таблетки, и, оторвав пару, протянула Алискеру».
* * *
— Звони, Алискер, — сказала Вершинина, когда «Волга», в которой кроме нее и Мамедова сидели Ганке и Николай Антонов, остановилась во дворе дома.
Алискер, сидевший за рулем, взял трубку и набрал номер квартиры Чебаковых.
— Никого, — сказал он после семнадцатого длинного гудка и опустил трубку.
— Валентиныч, — Вершинина повернулась назад, — сколько тебе нужно времени на входную дверь?
— Не больше минуты, — ответил он, барабаня пальцами по «дипломату», лежащему у него на коленях, — замок здесь простенький.
— Тогда — вперед, — бодро скомандовала Вершинина, — Алискер будет тебя прикрывать.
Ганке не спеша выбрался из машины и вальяжной походкой королевского павлина направился к дому. Алискер пошел следом. Поднявшись на крыльцо, Валентиныч положил свой чемоданчик на перила и открыл его. Алискер медленно продвигался к дому, оглядываясь по сторонам. Когда он поднялся на последнюю ступеньку, Валентиныч уже занимался замком.
Через несколько секунд дверь открылась и Ганке, а следом и Мамедов, исчезли в подъезде, оставив дверь приоткрытой.
— Ну, ты знаешь, что делать, — обратилась Вершинина к Николаю, пересевшему на место водителя, — если что, звони мне на мобильный.
Валентина Андреевна пересекла двор, вошла в дом и пешком поднялась на третий этаж.
— Как дела?
— Все в порядке, — ответил Валентинович, — если замок запирается, значит, его можно и отпереть. Прошу! — он распахнул металлическую, обитую кожей дверь.
— Еще раз повторяю, — напомнила Вершинина, когда все уже стояли в гостиной, — я не знаю, что мы ищем, поэтому докладывайте мне обо всем, что вам покажется интересным, у нас есть часа три, но лучше бы нам управиться побыстрее. Все ясно?
— Ясно, — дуэтом ответили Валентин Валентинович и Мамедов.
— Не думаю, что нужно смотреть в гостиной, — Вершинина задумалась, сделаем так: Валентиныч займется папиным кабинетом, ты, Алискер осмотришь спальню, а я — комнату дочки, есть вопросы? Нет? Тогда — за дело.
За час тщательнейшего обыска ничего мало-мальски интересного обнаружено не было. Работа была довольно утомительной и требовала большого внимания: каждую взятую вещь нужно было осмотреть и вернуть на прежнее место.
Несколько раз к Вершининой подходили Ганке с Мамедовым, показывая заинтересовавшие их предметы или какие-то записи. Вершинина, оставив на некоторое время комнату, которую она осматривала, прошла в кабинет Чебакова.
Сняв со стены картину с изображением стеклянного куба, пронзенного словно клубок ниток спицами, двумя золотистыми стержнями, Ганке колдовал над вделанным в стену сейфом.
— Получается? — с надеждой спросила Вершинина.
— Куда он денется, — уверенно произнес Валентиныч, доставая из своего «дипломата» очередное приспособление.
— Пойду посмотрю — что там у Алискера.
Едва она успела закончить фразу, как раздался звонок в дверь.
— Влипли! — прошептал Валентиныч.
— Спокойно, — сказала Вершинина и на цыпочках пошла в прихожую.
В кабинет вошел встревоженный Мамедов.
— Что же этот придурок не позвонил? — задал он риторический вопрос, который являлся таковым в силу того, что ситуация требовала быстрого решения, а не рассуждений.
