— Нет! Нет! — заголосила Людмила, кидаясь к дочери и тряся ее за плечи, — ну скажи им, что это неправда!
— Это правда, мама.
Светлана закрыла лицо руками.
В эту минуту дверь в кабинет открылась, и вошел лейтенант Силантьев. За ним следовала когорта рядовых милиционеров.
— Все было слышно? — спросила Вершинина лейтенанта.
— Да, у вас прекрасная аппаратура.
* * *
«Когда в кабинете остались только сотрудники „Кайзера“, я поблагодарила их за помощь а расследовании.
— Все могут быть свободны, кроме дежурных, и еще раз с праздником вас.
— Спасибо, — ответил нестройный хор голосов.
Надев пальто и сложив бумаги в портфель, я вышла на улицу. Я решила пройтись пешком и поэтому Болдырева отпустила. В воздухе уже пахло весной. Я поймала себя на мысли, что, пожалуй, никакой самый тонкий или пряный аромат не может вызвать такой приток упоительных чувств, как этот едва ощутимый, ласковый и волнующий запах, пробивающийся сквозь снежную дымку февраля».
— Ну как? — спросила Вершинина Толкушкина, когда тот, дочитав последние строки ее романа, поднял на нее глаза.
— По-моему, замечательно, — сказал он, допивая остывший кофе, — я бы так не смог.
— Только ты мне не льсти.
— О чем вы говорите, какая лесть?
— Я ведь университетов не кончала, да и в психологии не сильна. К тому же иногда мне кажется, что с композицией у меня дела не важно обстоят, а ведь литературное творчество требует определенных знаний и навыков…
— Эх, Валентина Андреевна, — лукаво улыбнулся Валера, — вспомните Шамфора: «В изящных искусствах, да и во многих других областях, хорошо мы знаем лишь то, чему нас никогда не обучали».