По достоинству оценив его таланты и навыки, Вершинина пригласила его работать в «Кайзер», где он и трудился в настоящее время к их взаимному удовольствию.
* * *
— Валентина Андреевна, — Антонов сидел в своей бежевой «шестерке», наблюдая за домом, в котором проживала семья Воронина и говорил по телефону с Вершининой, — я на месте, объект еще на появлялся.
— Хорошо, Шурик, будь осторожен, с этими людьми, если что, неприятностей не оберешься.
— Все нормалек, я здесь пристроился за трансформаторной будкой, технику безопасности соблюдаем.
— Держи меня в курсе, Шурик. Отбой.
Только она положила трубку, как запиликал внутренний телефон.
— Слушаю, Михал Анатолич.
— Зайди, Валентина.
Услышав недовольный голос шефа, Вершинина сразу поняла, откуда ветер дует. Она поправила прическу и поднялась на второй этаж.
— Что будем делать, Валентина? — спросил ее насупленный Мещеряков, едва она переступила порог его кабинета.
— Что ты имеешь в виду? — она села в кресло, стоящее справа от стола.
— Ты это делаешь специально, да?
— Миша, ты говоришь загадками. Попробуй выражаться яснее.
— Ты из меня дурака не делай! — заорал он, — мне только что звонил Воронин.
— Я это предполагала, — Вершинина закинула ногу на ногу.
— Предполагала?! — брызгал слюной Мещеряков, — почему я ничего не знаю?
— Извини, Миша, не успела еще доложить.
— Да ты знаешь, что мы можем все по миру пойти, благодаря твоему упрямству?
— Что же, по-твоему, я должна была ему ответить? — Вершинина в упор посмотрела на Мещерякова.
— Во всяком случае не отказывать ему так… сразу… — Михаил Анатольевич поубавил свой пыл.
— Как ты себе это представляешь?
— Ну… Нужно было сказать, что мы подумаем, сможем ли мы ему помочь.
— Ты думаешь, это его бы успокоило, — Вершинина насмешливо посмотрела на Мещерякова, — я уже и так как могла смягчила свой отказ. Было бы гораздо хуже, если бы я не отказала ему, а он бы потом узнал, что мы действуем за его спиной против него.
Мещеряков смог, наконец, вложить сигарету в свои трясущиеся губы.
— Может быть, ты и права, — смягчился он, — только вот не знаю, как теперь быть?
— Давай подождем несколько дней, я думаю, все будет в порядке, — Вершинина встала и направилась к двери.
— Если ты не найдешь эту гребанную кассету, — крикнул ей вдогонку Мещеряков, — нам всем по твоей милости придется идти на лотки — торговать!
* * *
Воспользовавшись самым заурядным троллейбусом, Ганке благополучно добрался до набережной. В кармане его щегольского плаща мирно покоился клочок бумаги с адресом апартаментов, которые он должен был «посетить».
Войдя во двор, он, стараясь не привлекать к себе внимания, огляделся. На детской площадке две молодые мамы «выгуливали» своих чад. У одного из подъездов на узенькой лавочке примостилось несколько старушонок.
Солидная внешность Ганке и его неторопливо уверенная походка не могли вызвать у бабулек никаких сомнений по поводу его социальной благонадежности. Миновав склеротичный кордон закаленных (не май-месяц!) сплетниц, Валентиныч поднялся на четвертый этаж.
Произведя осмотр входной двери и поставив «диагноз» замку, он спустился вниз на один пролет и, водрузив на подоконник свой чудо-«дипломат», с которым почти никогда не разлучался, открыл его. Отобрав нужные инструменты, он вновь приблизился к двери.
Через пару минут Валентиныч уже стоял в просторной прихожей, по стенам которой были развешаны миниатюрные акварели и декоративные тарелки.
«Не слабая», по «профессиональной» оценке, хата состояла из двух огромных комнат, отполированных евроремонтом, укомплектованной всякими техническими новинками кухни и сверкающих узорчатым кафелем и сногсшибательной сантехникой ванной и туалета.
Внутреннее убранство комнат воспроизводило интерьер если не гавайского бунгало, то уж точно — гостиничного номера для состоятельных любителей тихоокеанской экзотики где-нибудь в Калифорнии или во Флориде. Мебели из бамбука соответствовала как отделка стен, так и тростниковые жалюзи, свисающие до пола. Пальмы в кадках дополняли картину.
«Прямо Таити какой-то», — подумал неискушенный в экзотике, но живо чувствующий ее Ганке.
С обаятельной дикарской роскошью, тем не менее, резко контрастировала сверхсовременная аппаратура, возвышавшаяся на различного рода бамбуковых подставках и этажерках.
Обойдя все помещения, Валентиныч прикинул, где лучше всего установить «жучки». Он начал с телефонного аппарата, для чего ему пришлось отвернуть и потом снова завернуть пару маленьких латунных винтиков. После этого он прошел в спальню и при помощи двух тонких полосок скотча приладил радиомикрофон к высокой спинке кровати со стороны стены.
На кухне ему не составило никакого труда отыскать укромное местечко для установки, как он их называл, «ушастиков». Он уже направлялся к ванной, когда в кармане его плаща, который он оставил на вешалке заверещал «сотовый».
— Я слушаю, — негромко ответил он.
— Это Антонов, Валентиныч, ты еще в квартире? — голос Антонова был взволнованным и озабоченным.
— Через две минуты ухожу, а в чем дело?
— Я на хвосте у хозяйки, она, судя по всему, едет туда, где ты находишься. У тебя не больше трех минут.
— Понял. Отбой.
Валентиныч без излишней суеты прошел в ванную, закрепил «ушастика» за зеркалом и, накинув плащ, вышел на лестничную площадку. Он мягко закрыл за собой дверь и склонился над замком. Снова в кармане запиликал «сотовый».
«Ну че названивать-то?» — пробурчал Ганке себе под нос.
Замок наконец был закрыт. Сняв тонкие хлопчатобумажные перчатки и сунув их в карман, Валентиныч вынул телефон.
— Я слушаю, — спокойно ответил он и подошел к лифту, двери которого тут же распахнулись.
Он авторитетно провел пальцем по своим ухоженным усам, которые были его гордостью и вежливо посторонился, пропуская хмурого вида полную девицу в синей бандане, из-под которой выбивались ее светлые пряди и вслед за ней — выше среднего роста хлюпенького юнца с длинными, забранными сзади в хвост прямыми темно-русыми волосами.
Ганке был слегка озадачен экстравагантным прикидом блондинки: на ней было черное манто без воротника из искусственного меха под нестриженого барана, в вырезе которого на фоне темно-зеленой водолазки ярко желтела крупная «якорная» цепь. Ее прихотливый ансамбль дополняли матерчатые сапоги в крупную красно-зеленую клетку на огромных каблуках.
Парень был экипирован намного скромнее: джинсы, коричневая замшевая куртка с бахромой и кроссовки.
