— Вершинина слушает.
— Это Алискер.
— Что у тебя?
— Да вот, торчу у «Турбины». Проводил Буторина-младшего на работу. Не знаю, сколько еще здесь придется дежурить.
— Зато у меня есть для тебя кое-какая информация.
— Слушаю.
— Кассета либо у Ворониной Анны, либо у кого-то из ее ближайшего окружения.
— Понятно. Значит, я продолжаю наблюдение за Славой Буториным?
— Конечно. Нам ведь уже удалось выяснить, что Анна и Буторин-старший состоят в весьма близких отношениях. Может, между этими Монтекки и Капулетти есть еще какие-нибудь связи? Кстати, только что звонил Славин папа, интересовался, как у нас идут дела.
— Что вы ему сказали?
— Попросила проявить терпение. Нам ведь наверняка понадобится еще пара-тройка дней, чтобы до конца во всем разобраться.
— Вы считаете, что мы управимся?
— Ясно одно: кассета циркулирует вокруг связки Воронины-Буторины. Ладно, Алискер, поговорим после. Удачи тебе.
Вершинина положила трубку и откинулась на спинку своего кожаного кресла. Поразмышляв несколько минут, она вызвала к себе Маркелова.
— Придется тебе немного проветриться, Вадик.
— Это можно, — весело отозвался Маркелов.
— Бери машину Болдырева, присоединяйся к Шурику Антонову, будешь следить за Темой.
— Понял, сейчас созвонюсь с Антоновым, — он развернулся и направился к выходу.
* * *
«В семь вечера я обзвонила всех, кто вел наблюдение. Получилась следующая картина.
Буторин-младший провел весь день на работе, в шесть десять вышел с проходной, сел в машину и отправился домой.
Антонов сообщил, что Анна Воронина, пробыв в квартире на набережной два часа тридцать пять минут, отвезла своего приятеля домой, где его остался караулить Маркелов, а сама отправилась на улицу Рабочую. Как он выяснил, там живет ее мать, бывшая жена Воронина. Пробыв там до пяти часов, Анна вернулась домой, откуда выехала в шесть тридцать, снова заехала за Темой и вместе с ним поехала во дворец культуры „Россия“. Как оказалась, они там участвовали в репетиции любительского спектакля.
Я уточнила у Маркелова адрес Теминой квартиры и вызвала Ганке.
— Валентин Валентиныч, вот адрес, — я протянула ему листок бумаги, — квартира однокомнатная, установи там парочку микрофонов. Хозяина дома нет, его пасет Вадик. Если он отправится домой, Маркелов тебе сообщит.
— Хорошо, Валентина Андреевна, я все понял.
— Болдырев тебя отвезет на моей машине. После того, как все сделаешь, можешь быть свободен. До завтра.
Отдав еще кое-какие распоряжения, я пешком отправилась домой. Снова подморозило. Луна огромной белой тарелкой в прозрачной дымке висела над городом. Дома меня ожидал Максим, у которого надо было проверить уроки. Ужин он, наверное, себе уже разогрел, если раньше не засел за компьютер.
Мы с ним договорились, что к компьютеру он может подходить только после того, как выполнит все свои обязанности.
— Максим, — позвала я сына, войдя в прихожую.
— Иду, мам, — Максим вышел из комнаты. — Как дела?
— Нормально. Ты ужинал? — Сидя на пуфике, я стягивала сапоги.
— Тебя дожидаюсь.
— Что нового у поколения next? — шутливо обратилась я к нему.
— Ты имеешь в виду школу? — он плутовато улыбался.
— А что это у тебя такой хитрый вид? — я пристально посмотрела на сына.
— Мам, ты не поверишь, четверть только началась, а у меня уже вторая пятерка по английскому.
— О-о-о, — удовлетворенно протянула я, — гигант! Только хочу тебя предупредить — не зазнавайся! Я скоро приступлю к изучению французского. Кстати, может быть, мне придется пользоваться твоим компьютером.
Покончив с мытьем рук, я прошла на кухню.
— Ты будешь заниматься французским? — Максим присел на табуретку и недоуменно смотрел на меня. — Во-первых, зачем тебе это нужно и, во-вторых, — строго продолжил он, явно пародируя мою манеру говорить, когда речь шла о вещах серьезных, — где ты возьмешь для этого время?
— Зря ты так недоверчиво улыбаешься, сынуля, — помяни мое слово, через год я буду читать моралистов в подлиннике.
— Я отмечу на компьютере, пятое апреля двухтысячного года, — ехидно улыбнулся Максим.
— Пожалуйста, — великодушно разрешила я.
Пока мы переговаривались, я разогрела в глубокой сковороде рис и бараньи почки. Налила чай.
— Порежь хлеб, мужчинка, — кивнула я Максиму».
Вершинина отложила тетрадь с рукописью в сторону, посмотрела на часы: скоро одиннадцать.
«Получилось немного суховато, особенно в начале, — слегка покритиковала себя Валандра, — завтра, на свежую голову, можно будет чуть-чуть подредактировать».
Она встала, чтобы открыть форточку: батареи палили нещадно. Разобрав постель, она включила бра, висевшее в изголовье кровати, и взяла с полки томик Ларошфуко, но читать не могла: строчки расплывались перед глазами, и в голове маячила надпись «gouzi-gouzis».
Вершинина чертыхнулась про себя, и тут раздался телефонный звонок.
— Алло.
— Валентина Андреевна, — узнала она голос Толкушкина, — вы извините, что так поздно, но здесь разговорчик один записался…
— Не извиняйся, я не спала, — успокоила она Валеру, — что еще за разговорчик?
— В общем-то, это по большому счету даже разговором назвать нельзя, но качество очень хорошее.
— Ну что ты тянешь кота за… Суть-то в чем?
— Короче, к Теме завалил какой-то дядечка. Ну, поговорили они о том о сем, а потом судя по всему, занялись… э-э-э…
— Что ты, Толкушкин, замялся? Если они трахались, то ты так и скажи, — подбодрила его начальница.
— Ну, в общем, так все и было, как вы говорите.
— Что за дядечка?
— Я не знаю, Тема называл его Веней, хотя, судя по голосу, он раза в три старше него.
— Темпераментный дядечка. Значит, Тема у нас бисексуал. Ну, это его личное дело. Они еще там?
— Были там, когда я вас набирал.
— Ладно, тогда отбой.
Вершинина торопливо набрала номер Маркелова.
— Вадик, ты где?
— Тему сторожу, — коротко ответил Маркелов, который, похоже, уже утомился на своем дежурстве.
— К твоему клиенту пришел гость. Видел его?
— Я не знал, что это к нему. Примерно около часа назад во двор въехал черный «Мерседес» двести тридцать, из него вышел солидный мужик в темном костюме и вошел в Темин подъезд.
