— Ой, не попадайся ты мне под горячую руку! — Александр поправил слетавшие шлепанцы и выбежал из спальни.
Но резвая Катерина от него не отставала.
— Завтракать пора, у меня все готово, а ты никак не соберешься! — не унималась она.
— Да тихо ты, Лешку разбудишь! Все бабы, что ли, такие колготные?!
— Да сам ты колготной! Ну че, есть будешь? — Катерина оторвалась наконец от дверного косяка между прихожей и ванной, прислонившись к которому, она наблюдала за метаниями Шурика и отпускала на его счет язвительные замечания.
— Не успеваю! — он посмотрел на часы.
— Ну, вот тебе раз! Я все накрыла, зову тебя уже битый час, а ты прямым образом плюешь на мои заботы! — Упрекнула она незадачливого Шурика. — Че ж вчера-то не собрался?
Теперь вторая половина Шурика кричала из кухни.
— Видела, во сколько я вчера пришел?! — огрызнулся он, хлопая по лицу ладонями, сочащимися лосьоном после бритья.
— Ты уж весь своим «Олд Спайсом» улейся! — Катерина с быстротой горной серны опять прискакала в ванную.
— Ну че ты ко мне пристала? — взмолился Антонов.
— Чем же это вы на работе занимаетесь, что ты глаз не кажешь раньше чем в одиннадцать часов? Интересненько! Можно подумать, что Валандра ваша вас эксплуатирует, точно вы — рабы какие-то!
— Нет, мы не рабы, рабы не мы, скорее — крепостные! Ну-ка! — Шурик буквальным образом отодвинул Катерину, освобождая себе дорогу.
Он вернулся в спальню, по-прежнему сопровождаемый нелестными замечаниями своей второй половины и, свалив в сумку банные принадлежности, стал натягивать на себя одежду.
— Да надень ты лучше светлую сорочку, — Катерина в свойственной ей манере контролера-советчика остановилась в дверях, не отрывая глаз от «нерадивого» мужа. — Я вчера тебе все перегладила. Хочешь, кремовую надень, хочешь — голубую или бледно-зеленую в полоску. Что ты, на похороны собрался? — она рассмеялась.
— Смейся, смейся, — заулыбался и закачал головой Шурик, в голосе которого звучала уже шутливая укоризна, — смотри, заскучаешь ты тут без меня — некого пилить будет!
— О, Господи! Ну кто ж сначала одевается, а потом ест?
— А кто тебе сказал, что я есть буду? — Шурик застегнул черную рубашку, приладил к ней перед зеркалом галстук и уже сунул ноги в штанины светло-серых, отутюженных заботливой Катериной брюк, как за окном раздалось настоятельно-ритмичное «пи», «пи», «пи-пи-пи».
— Черт! Алискер уже приехал!
— А ты — в пеленках! — Катерина застегнула спортивную сумку Шурика и побежала на кухню. Через несколько минут она вернулась, неся солидных размеров пакет.
— Это еще что? — недоверчиво спросил Шурик, принимая его у нее из рук.
— Взрывчатка! — весело усмехнулась Катерина.
— С тебя станется! — Шурик принялся обуваться.
— Не забудь, здесь завтрак, на всю твою команду хватит!
— Я с одним Алискером еду, ты что, забыла? — Шурик выпрямился. — Ну ладно, я побежал.
Он привлек к себе Катерину и, преодолевая ее игриво-кокетливое сопротивление, одарил долгим поцелуем в губы.
— Смотри тут! — он лукаво погрозил ей пальцем.
— Сам смотри! Шурик, — остановила она его уже в дверях, звони!
В ее голосе проклюнулась знакомая Шурику слезливая нота.
— Ну, «плач Ярославны» еще заведи! — Антонов нежно потрепал жену по щеке.
* * *
Белая кайзеровская «Нива», за рулем которой сидел Мамедов, миновав последнее КП, свернула на заправку. У поста с девяносто вторым бензином машин не было и, не смотря на раннее утро к ним сразу же подбежал парнишка в униформе.
— Сколько вам?
— Давай литров тридцать, — Алискер взглянул ни приборную панель, потом протянул парню деньги.
Тот в темпе вальса отвинтил крышку бензобака, вставил в заливную горловину «Нивы» «пистолет», за которым тянулся черный шланг и побежал к кассе. Вернувшись, он сбросил показания счетчика на «ноль» и, закрепив рычаг на пистолете, отдал Алискеру сдачу.
— Счастливого пути, — пожелал он, закрывая лючок бензобака.
— Так, — Алискер посмотрел на часы, — шесть пятнадцать. К девяти будем на месте.
Антонов-старший, подремывавший на переднем сиденье рядом с Мамедовым ничего на ответил.
«Нива» поднялась в гору, проехала поворот, ведущий на городское кладбище и, плавно набирая скорость, понеслась в направлении Пархоменска. Белесая поверхность высокого утреннего неба постепенно наливалась золотистым свечением. По обе стороны дороги потянулись поля, покрытые щетиной ярко-зеленых озимых, перемежающиеся небольшими лесочками.
— Эй, соня, — Алискер толкнул в бок Антонова, — посмотри, красотень-то какая.
Шурик потянулся, приоткрыв глаза-щелочки и, шумно зевнув, опустил солнцезащитный козырек на лобовое стекло. «Красотень» как-то не особо привлекала его, но зато он вспомнил, что не успел позавтракать и, обернувшись, достал с заднего сиденья пакет, который предусмотрительно не стал прятать в сумку.
— Посмотрим, что тут нам Катерина навертела, — он повернулся к Мамедову, — ты ел?
— Перекусил на скорую руку, чайку попил.
— Тогда поделимся, Катька сказала, на всю команду приготовила.
* * *
Ровно в восемь Валентина Андреевна зашла в комнату сына и чмокнула его в щеку.
— Подъем, компьютерный гений, завтракать пора.
— Ну м-а-м, — протянул Максим и перевернулся на другой бок.
— Вставай, вставай, — Вершинина принялась щекотать сына, — на занятия опоздаешь!
— Так не охота! — Максим открыл глаза и потянулся.
— Давай, чай готов и яичница стынет. — Вершинина подошла к письменному столу и открыла наугад тетрадь.
— А мюсли? — Максим сидел на постели и тер свои красивые синие глаза.
— Завтра будешь свои мюсли лопать. А почему же это у тебя по контрольной «четыре»? Ты же мне сказал, что Ольга Юрьевна тебе «пятерку» поставила. — Валандра строго посмотрела на сына.
— Она из-за ерунды мне оценку снизила…
— Кто же это тебя научил врать?
— Мам, хватит тебе, я понимаю еще — если бы «двойка» или «тройка» стояла…
— Не важно. Слишком ты много рассуждаешь: если бы да ка бы! Знаешь, что сказал бы на сей счет Монтень? — «Лживость — гнуснейший порок».
Максим поморщился и потупил глаза.
— Ладно, я с тобой вечером поговорю, а сейчас — марш в ванную! Постель уберешь после завтрака.
Позавтракав и проводив сына в школу, Вершинина стала собираться на работу. Облеченная в новый бежевый костюм, она уже критически разглядывала себя в зеркале, когда дверной звонок залился соловьем.
