— Ольга Минькова и Александра Бондаренко — в последнее время она сблизилась с ними. Их адресов у меня с собой нет, но я вам перезвоню, как только вернусь домой, — он сделал маленький глоток и поставил чашку на стол.
Я встала и подошла к Мамедову.
— У тебя нет вопросов к Дмитрию Семеновичу?
Он поднял голову от своих записей.
— Дмитрий Семенович, скажите, где вы работаете?
— Я консультант в коммерческом банке, — ответил он.
— Убийство вашей жены никак не может быть связано с вашей работой?
— Вы имеете в виду, что ее могли убить, чтобы я стал, как говорится, сговорчивее? Извините за невольный каламбур.
— Вот именно. От вас может зависеть стратегическая политика банка, какие-нибудь перспективные проекты?
— В какой-то мере, да, — согласился Козлов, — но, как я понимаю, если бы кто-то пытался изменить мое мнение, сначала бы меня поставили об этом в известность.
— Ничего такого не было? — продолжил Алискер.
— Абсолютно ничего.
— Тогда у меня все, — произнес Мамедов и посмотрел на меня.
Оставив недопитую чашку, я внимательно следила за ходом беседы. Потом обратилась к Козлову:
— Вы говорили, что чувствовали изменения в поведении вашей жены.
Он согласно кивнул.
— В последнее время вы не замечали ничего необычного, кроме того, что у нее появился любовник?
Он не успел ответить, так как раздалось пиликанье сотового телефона. Явно не мой, и на Алискеровский не похож. Ага, это у нашего гостя. Он достал из бокового кармана пиджака трубку, вытянул антенну и, извинившись, ответил:
— Я слушаю.
По лаконичным ответам Козлова я догадалась, что его беспокоит милиция. Наверное, нашли номер его телефона в записной книжке жены. Или еще как-нибудь. Что ни говори, а милицейская махина, хоть и со скрипом, да двигается. Инерция у нее большая.
Закончив разговор, Козлов закрыл крышку микрофона и поднял глаза.
— Милиция, мне нужно ехать.
— Конечно, Дмитрий Степанович, не смею вас задерживать. Не забудьте позвонить нам и сообщить адреса подруг вашей жены и оставьте, пожалуйста, ваши координаты, — я поднялась вслед за ним.
— Мой адрес и номера телефонов у Михаила, звоните в любое время. Я, как вы понимаете, очень заинтересован в этом деле и всегда к вашим услугам. До свидания.
— Всего хорошего, Дмитрий Степанович, — я улыбнулась ему на прощанье.
* * *
В дежурке царила столь дорогая Болдыревскому сердцу жара, которую находчивые и острые на язык вершининцы иронично окрестили «Болдыревской осенью».
Центральное отопление уже не работало, зато вовсю наяривал электрообогреватель. Если к этому добавить еще пыхтение самовара, то становится понятным, почему притулившиеся у журнального столика Толкушкин и Антонов-младший то и дело утирали пот со лба.
— Да выключи ты, наконец, своего монстра! — взмолился Николай, обращаясь к сидящему как ни в чем не бывало Болдыреву.
— Ой, ты, жаркий какой! — усмехнулся Сергей, неспешно попивая чаек.
— Слушай, Сережа, ты тут все-таки не один, — попытался усовестить довольного «климатическими режимом» в дежурке Болдырева Толкушкин.
— Ребята, вы сейчас здесь, а через минуту вас — фьюить — и нету, а мне тут целый день у пульта сидеть.
— Спешу огорчить тебя, ревматик проклятый, — с усмешкой обратился к нему Валера, — мы, похоже, надолго составим тебе компанию, хочешь ты этого или нет. Так что давай, туши свою печку, апрель на дворе, а ты все мерзнешь!
— А ты что это, сынок, развыступался?! — с шутливым гонором произнес Сергей. — Не мешай работать, вы меня то и дело отвлекаете, не ровен час — пропущу сигнал. Лучше расскажите, чем занимались сегодня?
— Все тем же, — пробурчал Антонов, — слежкой.
— Так вы же день и ночь пропадали, а теперь баклуши бьете…
— Тебе что, Алискер ничего не говорил? — Толкушкин расстегнул на рубашке две пуговицы.
— Визирь у нас нынче важный стал, с нами особо не разговаривает.
— Он сейчас в кабинете у Валандры. Приятель Мещерякова тоже там. Мне Визирь шепнул на ухо, что этот рогоносец хочет поручить нам расследование убийства, — Антонов со смаком потянулся.
— Какого убийства? — Часто заморгал ресницами Болдырев.
— Юлю, жену его, пока мы за ней следили, кто-то застрелил, — невозмутимо сказал Толкушкин.
— Ну и ну, — покачал головой Сергей, — а я смотрю, что-то Визирь такой озабоченный!
— Так что ждите супер задания! — иронически подытожил Толкушкин.
Он встал и, пританцовывая, приблизился к радиатору.
— Эй, ты че, ты че?! — забормотал Болдырев.
Но было уже поздно: Валера легким движением руки вырубил заветный электроприбор.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Оставшись с Алискером, Вершинина вопросительно посмотрела на него.
— Что скажешь, Визирь?
— Странная история. Взять хотя бы самого Дмитрия Степановича. Жена ему изменяет направо-налево, а он со всем этим мирится, пытается всячески наладить отношения. Он сказал, что всегда чувствовал, когда у его Юли кто-то появлялся, тогда спрашивается: зачем он обращался к нам?
— Ты еще молод, Алискер. Я тоже когда-то не могла многого понять, мне казалось, что человеческие отношения должны ничем не отличаться от арифметических таблиц и логических выкладок, — Вершинина вздохнула.
— Вы считаете поведение Козлова адекватным?
— Мы не психологи и не философы, чтобы давать кому-либо моральные оценки, — сухо произнесла Валандра.
— Но вы ведь сами мне говорили, что любое расследование всегда сопряжено с расшифровкой человеческих намерений, а знание психологии играет в этом не последнюю роль, — с некоторой обидой в голосе произнес Мамедов.
— Да, Алискер, характер, эмоциональный склад, темперамент, обстоятельства личной жизни, детские комплексы и впечатления а ля Зигмунд Фрейд — все это важно, но самое главное — определить мотив преступления. А для этого…
— … необходим хотя бы предварительный анализ ситуации, — закончил Алискер вершининскую фразу.
— Правильно. Так что давай пораскинем мозгами и определим план действий на текущий и будущий моменты, — Валандра достала из пачки сигарету, Алискер предупредительно поднес ей «дракошу».
— Нам еще должен позвонить Козлов — адресов-то Юлиных подруг мы не знаем, — напомнил Мамедов.
— Перво-наперво нужно найти место, откуда стрелял убийца. Если работал непрофессионал, мог оставить следы. Во-вторых, Юлина работа. Четыре года, как она сидит дома, причем, заметь, не муж настоял на том, чтобы она бросила работу, а она сама пожаловалась ему на то, что, мол, работа надоела.
