По мнению Валентины, проделка сына, из-за которой тот схлопотал «неуд» по поведению, была вызвана и просыпающимся в этом возрасте интересом к женскому полу, что выражается зачастую в непонятной взрослым агрессивности по отношению к объекту увлечения. Ревность, обида, уязвленное самолюбие — таковы были слова, при помощи которых Вершинина пыталась отыскать ключ к создавшейся в классе сына ситуации.
Максим подрался со своим одноклассником. Яблоком раздора послужила Астафьева Света, посмевшая предпочесть Максиму Жору Шерозию. Раскипятившийся Максим отдубасил Жору, а заодно надавал оплеух и своей пассии. В общем, слезы, слюни, сопли. Софья Марковна выразила горячее сочувствие к пострадавшим и живейшее желание как можно скорее встретиться с мамой Максима.
Что же касается успеваемости, Вершинина знала из-за чего интерес сына к школьным дисциплинам заметно поугас. Причиной тому был компьютер, за которым Максим готов был проводить дни и ночи напролет.
Вершинина была наслышана о так называемой компьютерной наркомании и очень беспокоилась за сына.
Единственно, что ее успокаивало, — это мысль, что, как правило, выдающимися людьми становятся те, кто в школе учился посредственно.
От невеселых размышлений Вершинину оторвал телефонный звонок. Она нагнулась к аппарату, стоявшему на тумбочке, и сняла трубку. Звонил Ганке.
— Валентина Андреевна, у нас проблема.
— В чем дело, Валентиныч?
— Алискер куда-то пропал.
— Что значит, пропал?
— Он связался со мной без десяти одиннадцать, сказал, что выезжает, и все. Я позвонил в контору, Вадик сообщил, что он выехал, сразу, как только переговорил со мной. Его сотовый не отвечает. Будем отменять операцию?
— Не отвечает как? Блокирован?
— Нет, сигнал проходит, просто не отвечает.
— С вами кто должен был ехать?
— Николай. Он уже на месте, только что сообщил.
— Так, Валентиныч, у нас нет времени откладывать мероприятие. Связывайся с Колей и дуйте вместе с ним. Действуйте по обстановке, на рожон не лезьте. Понял меня?
— Что искать-то? — спросил Валентиныч, — Алискер нас не проинструктировал.
— Любые адреса: в записных книжках, на конвертах, открытках — это во-первых, все, какие есть, фотографии, это во-вторых, в-третьих, и самое главное — это негативы. Ну и, если будут, личные документы, бланки, все, что может сказать о работе. Окей?
— Окей.
«Куда делся Мамедов?» — Вершинина поставила телефон на колени и позвонила в контору.
— Вадик? Это Вершинина. У тебя там должна быть машина.
— Конечно, Валентина Андреевна, мы ж на дежурстве.
— Какой дорогой должен был поехать Алискер к Валентинычу?
— Налево до улицы Тухачевского, дальше прямо, особо не пофантазируешь.
— Садись в машину и езжай по этому маршруту. Все понял?
— Понял.
— Давай, быстро, — она нажала на рычаг телефона и набрала номер Мамедова.
Один гудок, два… пять… десять… Вдруг трубка ожила и незнакомый Вершининой голос ответил:
— Да.
— С кем я разговариваю?
— Сержант Мирзоев, — с акцентом представился говорящий.
— Это телефон Алискера Мамедова. Что с ним?
— Ваш приятель попал в аварию, сейчас им занимаются врачи со скорой.
— Он жив?
— Когда вытаскивали его из машины, был вроде бы живой, — бесцветным голосом ответил сержант.
— Узнайте, пожалуйста, что с ним, — взволнованно попросила Вершинина.
— Некогда мне, работать надо, — ответил Мирзоев и отключился.
«Твою мать», — выругалась Вершинина и стала набирать номер Маркелова.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Выехав на дорогу, Вадик сразу же заметил, что в конце улицы что-то происходит. Подъехав ближе, в свете фар он сразу же узнал машину Алискера, стоявшую передними колесами на бордюре. Бампер самосвала упирался ей в левый бок, вдавив его в салон. Рядом стоял «РАФ» скорой помощи и милицейский «УАЗик». Запиликал сотовый, и он, достав аппарат из кармана, откинул крышку микрофона.
— Вадим, — он узнал взволнованный голос Вершининой, — ты где?
— На перекрестке перед Тухачевского. Алискер, кажись, в аварию попал.
— Это я уже знаю, — сухо сказала Валандра, — узнай у врачей, как он. Потом проследи, чтобы обследовали машину, которая в него въехала. Наверняка это не случайность! И не забудь спросить, в какую больницу его отправят.
— Я понял, — Маркелов вышел из машины, — вам перезвонить или вы подождете?
— Как только все выяснишь — перезвони.
Начал накрапывать дождь. Маркелов спрятал телефон в карман, поднял воротник куртки и подошел к «РАФику», в котором на носилках лежал Мамедов. Санитар в белом халате поверх куртки, собирался закрывать заднюю дверцу.
— Мы вместе работаем, — сказал Вадим, — что с ним?
— Легко отделался твой приятель, — санитар невозмутимо посмотрел на встревоженного Вадима, — сотрясение мозга — это наверняка, череп, похоже, не поврежден и что-то с рукой, скорее всего, перелом.
— Можно с ним поговорить?
— Попробуй, только недолго, — санитар достал из кармана смятую пачку сигарет, — зайди со средней двери, там удобнее.
Вадим забрался в салон, в котором пахло лекарствами и бензином, и наклонился над Мамедовым.
— Алискер, — негромко произнес он, — ты меня слышишь?
Мамедов открыл глаза и попытался повернуть голову, но застонал от тупой боли. Волна тошноты, подступившая к горлу, мешала говорить.
— Где я? — чуть слышно спросил он.
— Ты что, — Вадим наклонился еще ниже, — ничего не помнишь?
— Помню, что я куда-то ехал… Кто-то мигал… Потом резкая боль… темнота…
— Ты меня-то помнишь?
Мамедов попытался улыбнуться, но вместо улыбки у него получилась какая-то жалкая гримаса.
— Тебя помню.
— Ладно, — Маркелов осторожно коснулся кончиками пальцев его плеча, — я здесь сейчас покружусь немного и подъеду к тебе.
Мамедов в знак согласия моргнул, но и это движение глаз заставило его поморщиться от боли.
— Куда вы его? — выйдя, он обратился к санитару, который как раз закончил курить.
— В первую горбольницу. Документы у него с собой, так что, найдете, — он захлопнул дверцу и пошел к кабине.
Дождь стал припускать. За какую-то минуту асфальт почернел и покрылся лужами, по поверхности которых побежали огромные пузыри. Маркелов направился к сидевшему на переднем сиденье «УАЗика» лейтенанту, наносившему на схему дорожно-транспортного происшествия размеры, которые ему говорил сержант, с рулеткой в руках.
