— А что вам в ней не хватало, можно узнать?
— Интеллекта, конечно. С ней совершенно не о чем было говорить. Она была глупой и при этом очень любила давать советы и поучения. Это изрядно утомляло.
— А на первых порах вы не страдали от отсутствия у нее интеллекта?
— Да, сначала я не замечал этого. Мне было все равно, какие у нее мысли, какой характер. У нее было красивое лицо и шикарное тело. Этого мне было вполне достаточно.
— А потом показалось мало?
— Да, представьте себе. Я стал старше, мои запросы изменились. По-моему, это вполне нормально? — он с некоторым вызовом посмотрел на Вершинину.
— А по ее мнению? — поинтересовалась она.
— Она, конечно, так не считала и очень изводила меня требованиями продолжить наши отношения. Мне стоило огромных трудов убедить ее, что мы не созданы друг для друга.
— Вам это удалось?
— Я считал, что да.
— А сейчас?
— А сейчас, после того, что произошло, я не знаю… Два месяца назад я серьезно поговорил с ней. Расставил, так сказать, все точки над i. Она устроила мне бурную сцену со слезами и упреками, но потом успокоилась и согласилась со мной.
Володя говорил спокойно и уверено, легко подбирая слова, точно он несколько раз отрепетировал свои ответы.
«Впрочем, так оно и есть, — подумала Вершинина, — он отвечает на них уже не в первый раз и успел хорошенько обдумать и запомнить свои права». Вообще, он производил впечатление очень неглупого, с претензиями, парня, что в принципе, соответствовало рассказу о нем Василия Васильевича. Нельзя сказать, что он понравился Вершининой, но версия о причастности казалось ей все менее и менее вероятной — слишком он был умен и осторожен для этого.
«А может быть, идея Алискера не так уж фантастична?» — подумалось ей.
— Значит, после вашего серьезного разговора, Светлана оставила вас в покое? Я правильно поняла?
— Да, во всяком случае, я тогда так подумал. Она перестала звонить, не приходила ко мне. Ни я, ни наши общие знакомые ничего о ней не слышали. То есть, она как бы полностью ушла из моей жизни. Я даже начал забывать о ней. А тут такое…
Он умолк, потерянно глядя на Вершинину.
— Теперь обратимся к событиям прошедшей ночи, — произнесла Валандра.
При этих словах Зубов напрягся побледнел еще сильнее.
— Вы утверждаете, что вас не было в квартире всю ночь и вы не знаете, как туда попала Светлана, правильно?
— Да, это так. Я понятия не имею, как ей это удалось.
— Тогда скажите, где вы провели эту ночь.
Зубов поерзал на стуле.
— Я… я не могу вам этого сказать. Дело в том, что это не моя тайна. Я просто не имею права раскрывать ее.
— Детский сад! — вскипела Валандра. — Вы что, не понимаете, что речь идет об убийстве, совершенном в вашей квартире, и вы являетесь главным подозреваемым. Под угрозой ваша свобода, а вы тут лопочете о каких-то тайнах!
Зубов упрямо молчал. Потом решительно произнес:
— Я не могу сказать вам этого. Понимаете, от этого зависит спокойствие и благополучие человека, женщины…
— Вы намекаете, что не хотите компрометировать даму? — Валандра подняла брови.
Володя кивнул, опустив глаза.
— Весьма похвально и благородно. Алискер, посмотри на этого рыцаря. Ради чести прекрасной дамы он готов пожертвовать своей свободой.
Раздражение Вершининой возрастало.
— Вы можете смеяться надо мной. Но я ничего не могу сказать вам об этом.
— Что ж, если вы так решительно настроены, воля ваша. Я не буду больше настаивать. По-моему, у вас достаточно собственного ума, чтобы понять, чем вы рискуете.
Зубов снова кивнул в знак согласия.
— Я могу сказать только одно — наконец, заговорил он, — я не причастен к этому убийству и я не знаю, как Света оказалась в нашей квартире.
— Хорошо. Давайте поговорим о напитке, найденном у вас, который, по всей видимости, и стал причиной смерти Сергеевой. Надеюсь, об этом вы можете говорить?
— Могу, но я не знаю, что сказать об этом. Когда следователь заявил мне об этой бутылке, для меня это была полнейшая неожиданность. Я не знаю, как она оказалась в моей квартире.
— Ага, — кивнула Вершинина, — то же, что и со Светланой: ничего не видел, ничего не знаю. С вами, молодой человек, очень трудно иметь дело. У меня складывается впечатление, что вы сами не хотите помочь себе.
— Я не виновен, и точка. Я не обязан это доказывать.
— А кто же обязан?
— Вы! И следствие! Закон должен охранять мои права. Я не совершал ничего противоправного, значит, я не должен оправдываться.
Вершинина боролась с желанием подняться и отхлестать по щекам этого самонадеянного щенка.
— Я думала, что ты умнее, — она перешла на «ты», — но ошиблась. Если ты так уверен, что справедливость восторжествует сама по себе, значит, нам с тобой делать нечего.
Володя испугался, увидев, как Вершинина сделала движение, чтобы подняться со стула.
— Нет, я не уверен в этом, — поспешно заговорил он, — но я действительно не знаю ничего об этой треклятой бутылке!
— А почему же тогда на ней обнаружены твои отпечатки пальцев?
— Не знаю! Может быть, такая бутылка и была у нас, может, я и держал ее в руках, но я понятия не имею ни о каком отравленном напитке. В конце концов, разве я похож на идиота? Разве я стал бы убивать Светку в своей собственной квартире! Честно говоря, если бы хотел избавиться от нее, то нашел бы другой способ, гораздо более безопасный!
— Я понимаю это. Но как ты сам для себя объясняешь случившееся?
— Я не знаю! Я совершенно не пониманию, как это могло случиться! Следователь спрашивал, не подставил ли меня таким образом кто-либо из врагов. Но у меня нет врагов. Я всегда стараюсь со всеми ладить. Мне абсолютно ни к чему лишние проблемы. Я даже со Светкой постарался расстаться цивильно, без обид и ссор.
— Ты уверен, что тебе это удалось?
— Сначала я был уверен в этом, но теперь не знаю, что и думать.
— Не могла ли она таким способом попытаться насолить тебе? — повторила Валандра версию, высказанную Мамедовым.
— Не знаю, — задумался Зубов, — я не ожидал от нее такого. Конечно, Светка была способна на многое, но… чтобы убить себя только ради того, чтобы отомстить мне?… Не думаю. По-моему, для этого она была слишком большой эгоисткой. Она могла бы насолить мне, я даже опасался этого, но только не таким способом. Это не в ее стиле.
— Ты так хорошо знал ее?
— Мне казалось, что я прекрасно знаю ее. Но теперь я начал сомневаться. Я уже ни в чем не уверен.
