Болдырев затормозил на одном уровне с Головиновым, все трое выскочили и бросились к месту происшествия. Водитель автобуса уже стоял рядом с автомобилем.
— Удар не сильный, — обратился он к подбежавшему Болдыреву, — должно быть, живой, — он кивнул на Головинова, голова которого лежала на панели.
Сергей распахнул дверцу и осторожно переложил голову раненого на сиденье.
— Кажется, дышит, — сказал Маркелов, приблизив к Головинову лицу.
— Да живой он, живой, — уверял водитель автобуса, — пьяный наверное! Он мне фару разбил… — и прибавил обойму нецензурных ругательств.
Маркелов, который немного был знаком с медициной, осторожно ощупал Головинова.
— По-моему, ничего не сломано, — сказал он.
— А жаль, я бы этому подонку все ребра переломал бы, — продолжал ругаться водитель.
— Вадька, обыщи его, — негромко сказал Болдырев, — может, у него пистолет есть.
Водитель, по всей видимости, обладал незаурядным слухом. При слове «пистолет» он мигом перестал голосить и на всякий случай отошел от машины на порядочное расстояние.
Маркелов тщательно обыскал Головинова, но пистолета не обнаружил. Тем временем тот начал приходить в себя.
— Уроды… — прохрипел он, встретившись взглядом в Маркеловым.
— А ты сам знаешь кто?
Но ответ на сей вопрос так и остался не высказанным, поскольку зазвонил телефон.
— Валентина Андреевна, Головинов задержан, — отрапортовал Маркелов, — куда его везти?
— Как он?
— Маленько стукнулся тут об автобус, но уже оклемался.
— Тогда везите его сразу к следователю. Мне с ним разговаривать не о чем. А вас всех жду на планерке.
— Хорошо, Валентина Андреевна, отвезем и сразу приедем.
* * *
«Ну вот и все», — сказала я себе, положив трубку.
Головинов на поверку оказался вовсе не героем-искателем, а обычным банальным бандитом.
«Как жаль, что природа сотворила из тебя одного человека, материала в тебе хватило бы и на праведника, и на подлеца», — вспомнились мне слова немецкого философа Гете.
Как знать, возможно, в других обстоятельствах и при иных условиях из Головинова действительно вышел бы незаурядный ученый. Ум, талант и честолюбие у него для этого были. Но поскольку в нашей парадоксальной стране этот товар не является прибыльным, ему пришлось посвятить себя преступной деятельности. Очевидно, завлабораторией посчитал, что его достоинства требуют соответствующего финансового положения. Может быть, он считал так не без основания, но это, разумеется, ни в коей мере его не оправдывало.
Одно я знала наверняка — у меня никогда больше не возникнет желания общаться сним. Не люблю, когда мне приходится так обманываться в людях.
Наибольшее сочувствие во вей этой троице у меня вызывал Андрей Комаров. С Зубова с его непомерным самомнением и эгоизмом не мешало бы сбить спесь. А этого малорослого паренька мне было действительно жаль. Он и с Головиновым-то связался только потому, что хотел добиться благосклонности Светы если не своими личными достоинствами, то хотя бы деньгами. Но увы! Это ему не удалось.
Тогда парнишка решился на крайнюю меру. Он давно уже лелеял эту мысль, но надеялся, что сможет обойтись без такого средства. Все началось с того, как Зубов однажды похвастал, что добыл немного препарата и уже смешал его с красным вином. В этот момент и запала в голову Комарова эта шальная мысль опоить Свету и хотя бы такой ценой добиться от нее благосклонности.
— Я хотел хотя бы на пять минут почувствовать себя счастливым! — причитал он, захлебываясь слезами.
Однако вместо блаженства его ожидала беда. Отпив несколько глотков злополучного вина, девушка замертво опрокинулась на диван. Сначала Комаров думал, что она просто потеряла сознание, но потом понял, что Светы больше нет. Ошалев от такого исхода, парень выскочил из квартиры, позабыв обо всем на свете, в том числе и о незапертой двери.
Когда он рассказывал мне об этом, его речь то и дело прерывалась рыданиями.
— Андрей, но почему ты затеял все это именно в квартире Зубова? — спросила я, когда парень немного успокоился.
— По-другому нельзя было. Она никогда не пришла бы ко мне. Я скинул ей на пейджер от имени Вовки, будто это он хочет с ней встретиться. Она сразу же примчалась. Я знал, что Вовка всю ночь будет на даче. А дубликат ключей от его квартиры уже давно приготовил.
— И пороль тебе был известен?
— Конечно, я много раз слышал, как Вовка отзванивался к вам.
Потом Комаров рассказал, как через два дня после смерти Светы он заявил своему начальнику, что хочет выйти из дела. Головинов со своей проницательностью не мог не понять — его подручный натворил каких-то нехороших дел. Он вынудил Комарова во всем сознаться.
* * *
Валентина Андреевна Вершинина сидела в кабинете Мещерякова и докладывала ему о проделанной работе.
— Таким образом, заключила она, — вчера вечером, когда наши сотрудники наблюдали за ними, Головинов и Комаров отправились в свой подпольный цех с тем, чтобы замести следы. После этого на Комарова напали бандиты, нанятые его начальником. Головинов собирался устранить ставшего опасным подельника, поскольку тот был готов пойти в милицию и сознаться в непреднамеренном убийстве. Он давно сделал бы это, но Головинов всячески отговаривал парня и угрожал ему расправой.
— Так что же это получается, Валюш? — Мещеряков смотрел на Вершинину с некоторой растерянностью. — Василий Васильевич поросил нас провести расследование с целью снять с его внука все подозрения, а тот так или иначе оказался в тюрьме?
— По крайней мере, теперь ему вменяется не убийство, а изготовление наркотиков. Даже не сбыт, поскольку мы не может доказать, что он имел место. Но несколько годков отсидеть ему все же придется. Честно говоря, Миша, — Валандра закурила и устроилась на стуле поудобнее, — я думаю, это пойдет ему на пользу.
— И все-таки как-то неудобно получается…
— Неудобно на потолке спать, — прервала Вершинина шефа, — а мы дело раскрыли. Еще неизвестно, что они натворили бы в нашем городе со своим супернаркотиком.
— Ты как всегда права, Валюша.
— Значит, я всегда права? — Валандра лукаво улыбнулась и придвинулась к шефу поближе. — У меня к тебе есть один серьезный разговор, Миша. И раз ты только что сказал, что я всегда права, то отказать ты мне не сможешь. Не пугайся, — добавила она, видя, что Мещеряков нервно встрепенулся, — я всего лишь собираюсь внести на твое рассмотрение одно рационализаторское предложение…
