Книга Владимир Маяковский. Роковой выстрел. Документы, свидетельства, исследования, страница 37. Автор книги Леонид Кацис

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Владимир Маяковский. Роковой выстрел. Документы, свидетельства, исследования»

Cтраница 37

Высшие проявления психической деятельности М., подобно проявлениям его эмоционально-аффективной сферы, носят на себе такой же яркий отпечаток гиперболизма, что вполне понятно, так как и в этих своих проявлениях М. остается в основном «человеком чувств и увлечений».

М. обладал очень богатым воображением, фантазией, и понятно, что именно в этой области склонность к преувеличениям выявлялась особенно резко.

Первое, что должно здесь быть отмечено, это чрезвычайная мнительность М., достигавшая почти болезненных размеров. У М. была склонность очень часто мыть руки. Например, когда был в Одессе, в гостинице, после каждого посещения мыл руки. В дороге всегда возил с собой специальную мыльницу. Открывал двери через фалду пиджака. Всегда была сильная боязнь заразиться, заболеть. Когда кто-нибудь из близких заболевал, начинал сильно нервничать и суетиться. Питал отвращение ко всему, что связано с болезнью и смертью, например, очень неохотно ходил на похороны, не любил посещать больных и не любил визитов к себе других, когда бывал болен: «Что может быть интересного в больном?»

Мнительность была выражена у М. не только в отношении здоровья. Любой мелкий факт повседневной жизни мог раздуться в глазах М. до невероятных, фантастических размеров. Иллюстрацией этого является, например, крайняя обидчивость М. В происхождении мнительности и подозрительности М., несомненно, основное значение принадлежит чрезмерной чувствительности и раздражимости его нервной системы и стоящей в связи с нею частой смене и колебаниям настроений. Этим же фактором объясняется и большая впечатлительность М. (выражающаяся, между прочим, в легкости образования ассоциаций, условных связей).

Гиперболизм М. сказывался очень сильно также и в области творческого воображения, в его парадоксальном, сатирическом складе ума и одаренности к остроумию, нашедших такое яркое отражение в его поэтическом творчестве. М. был чрезвычайно остроумен, причем его остроты, в соответствии со свойственной ему вообще резкостью чувствования и мышления, носили также очень резкий и язвительный, подчас грубый характер и действовали уничтожающе, как удар бича или пощечина (примеры). Остроумие было свойственно М. и в области рисования, что выражалось в особой склонности к шаржам и карикатурам, причем эта склонность выявилась у М. очень рано, приблизительно с 10–11 лет, т. е. с того времени, когда М. начал учиться рисованию и живописи.

Творчество М. в художественно-переработанном виде отражает в себе эту свойственную ему склонность к преувеличенности и гиперболизму в виде мощных полетов его творческой фантазии, гигантских, доведенных до предела метафор и парадоксальных, гротескных образов. Употреблял превосходную степень в словах. Ненавидел уменьшительные слова. Космизм М. [129]


Несомненно, в развитии гиперболизма М. большое значение принадлежит той исторической эпохе, в которой М. и развивался. Эта эпоха была богата грандиозными социальными взрывами и потрясениями (революции 1905 и 1917 гг., мировая война, строительство социализма в СССР). Гигантские масштабы, острота и обнаженность социальных конфликтов нашли свое отражение в формировании личности М. и через посредство нее и в творчестве М. со свойственным последнему гиперболизмом.


Субъективность М.


В связи с нестойкостью и частыми сменами настроения, берущими свое начало в неуравновешенности, чрезмерной чувствительности и резкости проявлений эмоционально-аффективной сферы, необходимо упомянуть еще об одной особенности характера М., а именно о большой односторонности и недостаточной критичности его подхода к окружающим в быту. М. обладает большим даром наблюдательности. Однако его наблюдательность имеет очень «субъективный» характер. Будучи «человеком настроений», М. замечал в окружающем только то, что особенно сильно на него действовало в данную минуту, поражало его или заинтересовывало, в зависимости от того, в каком состоянии духа, настроения в этот момент он находился. Этим объясняется, в частности, поверхностность, скоропалительность его суждений о людях. М. часто судил и делал выводы о человеке по первой бросающейся ему в глаза черте его внешности или поведения, он мог выхватить в человеке одну какую-либо поразившую его деталь, раздувая ее до преувеличенных размеров, не замечая других особенностей этого человека, не замечая всего человека в целом. Отсюда понятно, что М. мог часто и сильно ошибаться в людях.


Элементарность, конкретность М.


При всей глубине, интенсивности, безудержности своих эмоций и аффектов М. был очень элементарен и, если можно так выразиться, примитивен во всех своих проявлениях. Его действия, чувствования определенны, непосредственны, носят на себе печать прямоты, искренности. М. совершенно не был способен к лицемерию, обману, фальши, хитрости, задним мыслям или хитроумным комбинациям. Все это было настолько чуждо его характеру, что он испытывал нечто вроде суеверного страха перед людьми, у которых эти особенности были выражены (случай с Крученых).

В полном соответствии с этим мышление М. имеет чрезвычайно конкретный, образный, если можно выразиться, предметный характер. Способность к абстракциям была несвойственна М.

М. не только не питал никакой склонности к наукам, имеющим отвлеченный характер и требующим способности к абстрагированию, как, например, математика или философия, но само занятие, например, научной или исследовательской деятельностью, требующей объективности анализа и обобщений, было ему в высшей степени несвойственно.

Наиболее ярко чувственно-конкретный характер мышления М. выявился в его поэтическом творчестве. М. оперировал словом как конкретным, материальным объектом, стремился его сделать максимально-конкретным, так, чтобы оно стало как бы ощупываемым, осязаемым. Это сказывалось уже в манере М. говорить. М. произносил слова звучно, внушительно, слова как бы «падали», создавая впечатление материальности, как если бы они имели вес. М. пользовался словом не столько как отвлеченным, абстрагированным символом, являющимся средством для передачи определенных понятий, сколько брал в слове именно его материальную, конкретно-чувственную основу, из которой в дальнейшем этот отвлеченно-абстрактный смысл слова развился. Эту конкретно-чувственную, архаическую основу слова он выделял и со свойственным ему гиперболизмом максимально выпячивал в своем творчестве. В этом заключается смысл характерных именно для М. (а не всех футуристов вообще) переделок, искажений существующих и образований новых слов в поэзии М.

Когда хотел изобразить человека дефективного, с каким-нибудь пороком или недостатком, то прибегал при этом к такому чувственно-наглядному образу, как «человек без уха», «человек без руки» и т. д. В его поэтическом творчестве преобладала прямая, непосредственная форма высказывания, обращения к людям.

В его рисунках мы точно так же видим преобладание простых, элементарных цветов и контрастных сочетаний.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация