25 февраля 1925 г. Предсовнаркома СССР А.И. Рыков – по инициативе академиков – обратился к Политбюро ЦК ВКП(б) с предложением об oрганизации 200-летнего юбилея Академии наук. Тогда же все советские полпредства получили указание подготовить списки иностранных делегаций.
Правда, «в апреле Коллегия НКИД полностью одобрила списки РАН, однако и после этого отбор «гостей» продолжался – теперь уже непосредственно отделами Наркомата. И на этой стадии «возражений» почти не встречалось. Проблемы возникли лишь со славянскими учеными: подотдел балканских стран назвал «безусловно нежелательным» приезд В.Н. Златарского, профессоpa истории из Софии, а также профессоров Л. Милетича (София) и А.И. Белича (Белград), и рекомендовал по отношению к болгарам «свое гостеприимство сократить». Ко 2 мая подоспело одобрение академического списка иностранным отделом ОГПУ, желавшим исключить только слависта Я.М. Розвадовского из Кракова».
Знаменательно, что уже в 1925 г. формировался кадровый состав визитеров в Москву по линии Всеславянского комитета, который будет создан в годы Второй мировой войны. Пока же один из главных деятелей этой будущей организации 3. Неедлы – доктор Карлова университета, а впоследствии, в 1952 г., писатель и Президент Чехословацкой академии наук – «засветился» при подготовке юбилея Академии: «ВОКС настойчиво требовал приезда своей креатуры – членов различных обществ «новой России», «сближения с СССР», «друзей СССР» и т. д. Особенно активным оказался товарищ Калина – первый секретарь полпредства и одновременно уполномоченный ВОКС в Чехословакии, и добивавшийся приглашения в Ленинград целой делегации «Общества сближения с новой Россией» и особенно его председателя Зденека Неедлы. Его кандидатуру поддерживала и председатель ВОКС – О.Д. Каменева. Понятное дело, чешские ученые противились избранию подобных членов делегации и в итоге добились своего.
Летом 1925 г. Якобсон – при поддержке полпреда В.А. Антонова-Овсеенко – предложил пригласить на академический юбилей президента Масарика, причем действовал профессионально и рискованно. «Чтобы гарантировать успех операции, Якобсон, по всем правилам шпионского искусства, организовал утечку информации, рассказав чешскому журналисту Шромму, вхожему в дом Масарика, о желании полпредства видеть президента в СССР. Шромм не подвел, и Т. Масарик «случайно узнал» об этом, после чего Антонову-Овсеенко ничего не оставалось, как просить наркома Г. В. Чичерина «воздействовать» чтобы Масарик был приглашен».
Современный историк подчеркивает, что «Якобсон не только уговорил своего полпреда В. А. Антонова-Овсеенко предложить эту идею НКИД, но и разгласил ее, сообщив о приглашении Масарика в Ленинград своему знакомому – директору Французского института в Праге профессору А. Фишелю.
2 июля 1925 г. «план Якобсона практически удался. В этот день Политбюро ЦК собралось на очередное заседание. Первым пунктом обсуждались вопросы НКИД, которые, как всегда, докладывал сам нарком Г.В. Чичерин. «Сегодня Инстанция приняла решение не возражать против приглашения Масарика на юбилей Академии наук. (…) Масарик (…) получит приглашение прямо от академии в качестве ученого, а не в качестве президента», – сообщил Чичерин Антонову-Овсеенко». Но одновременно Политбюро поручило наркому разобраться, каким образом «секретные обстоятельства» дошли до сведения Масарика.
Чичерин был готов к исполнению поручения. Еще 1 июля 1925 Заведующий отделом Центральной Европы НКИД Б.Е. Штейн информирует: «Мнение т. Антонова, изложенное им в письме от 25-го о неудобстве создавшегося положения, может быть объяснено в известной степени желанием выйти из затруднительного положения, в каковое он попал благодаря безответственным разговорам Якобсона с Фишелем и ему подобными «деятелями». 3 июля Штейн пояснил: «Якобсон является дипломатическим информатором Полпредства. Как видно из дневников и писем ряда полпредов (тт. Юренева, Антонова-Овсеенко), почти все связи Полпредства с официальным и дипломатическим миром ведутся через Якобсона. В числе его собеседников постоянно мелькают имена Масарика, Бенеша, Гирсы, Папоушека, Клюича (югославское посольство), Уржидила (германское посольство), Кужэ, Фишеля (французское посольство) и ряда других. Вся дипломатическая информация полпреда носит неизменный подзаголовок: «Из разговоров Якобсона с…». При этом следует обратить внимание на то обстоятельство, что все без исключения отчеты о разговорах представляют сообщения о том, что собеседник сказал Якобсону, и никогда не говорится, что Якобсон сказал собеседнику». М.Ю. Сорокина верно увидела здесь намек на то, что Штейн считал Якобсона двойным агентом.
6 июля 1925 г. Чичерин доложил партийному начальству, что «имела место болтовня Якобсона. (…) Все последовательно полпреды смотрели на него как на человека ненадежного, но абсолютно незаменимого для исполнения им функций. Наше полпредство совершенно не в состоянии поддерживать сношения с той массой лиц, как это делается через посредство Якобсона, лично знающего положительно все политические, журнальные и хозяйственные сферы Праги. Такие люди бывают незаменимы, но иногда болтают некстати. В данном случае есть ряд указаний на то. что Якобсон принимал какое-то участие в вопросе о приглашении ученых на юбилей Академии, так что наличие с его стороны болтовни весьма правдоподобно».
16 сентября 1925 г. было принято решение о замене беспартийного Якобсона другим (партийным) пресс-атташе, Масарик на юбилей не поехал, а в зарубежной печати появились сообщения о подготовке в Mоскве покушения на Масарика. Подводя итог, Сорокина справедливо заключает: «Сколько и каких игроков было в пражском «академическом деле», пока сказать невозможно».
В 2008 г. В.Л. Генис ввел в научный оборот важный документ – письмо Антонова-Овсеенко Чичерину от 3 октября 1927 г., которое свидетельствует о том, что скандал вокруг Якобсона был далек от завершения. Полпред снова хвалит бывшего сотрудника: «Мы в ЧСР сейчас с большим трудом начинаем отвоевывать позиции, завоеванные здесь до разрыва с Англией. У Якобсона благодаря его работам (их очень высоко ценят специалисты) по чешской поэтике и т. п. – наилучшие связи с культурным миром ЧСР; он вхож к людям, к которым проникать без него было бы очень трудно. Связь с некоторыми клерикалами, близкими к Крамаржу лицами (например, Главачек, секретарь национал-демократической партии), с некоторыми аграриями (Годжа), словаками (вот только что Доминуа, корреспондент «Тан» и редактор «Монд Сляв», предложил ему вместе совершить поездку в Словакию, где обещал познакомить с виднейшими политиками) – нами была установлена и поддерживалась благодаря Якобсону. Потерять эти связь не хотелось бы. (…) Затем мы сами на практике сделали из Якобсона посредника между полпредством и высшими кругами Индел. И Масарик, и Бенеш охотнее всего через Якобсона передают то, что было бы им неловко передать прямо мне (…) Конечно, как беспартийный и идеологически не коммунист, Якобсон может быть используем с известными ограничениями. Но совсем не в традициях Индела и совсем вразрез с потребностями нашей работы было бы устранение из нее таких беспартийных, как Якобсон».
Неожиданное письмо Антонова-Овсеенко было связано с тем, что Якобсон неофициально продолжал работать в Постпредстве. В результате 8 февраля 1929 г. Партколлегия ЦКК в составе М. А. Трилиссера, М. Ф. Шкирятова и Е.М. Ярославского, рассмотрев вопрос «О т. Антонове- Овсеенко В. А., обвиняемом в невыполнении постановления Оргбюро ЦК ВКП(б)», вынесла решение:
