Ардов уже успел осмотреть место падения во дворе, заросшее диким виноградом. Труп к приходу сыскного агента убрали на ледник, что было удивительным, ибо любой дворник знал, что до прихода полицейского тело надлежит сохранять в неприкосновенности там, где оно было обнаружено. Внятных объяснений получить от дворецкого не удалось. То ли старик и вправду не понимал сути вопроса, то ли умело запутывал дело. На просьбу показать позу, в которой была обнаружена горничная, он медленно, не теряя достоинства, опустился на колени, потом лег навзничь, словно в гроб, и даже сложил на животе морщинистые руки. Ясно, что такое положение не могло иметь ничего общего с позой, в которую пришла несчастная при падении. Также старик заверил, что никаких криков или другого подозрительного шума никто из прислуги не слышал.
— Благодарю вас… — сказал Ардов и встал. — Могу я осмотреть ванную комнату?
— Конечно! — с преувеличенной готовностью воскликнула княгиня. — Лука, проводи господина сыскного агента.
Ванная комната также оказалась прибрана, никаких следов трагедии сохранено не было. Илья Алексеевич взобрался на подоконник, открыл большое, в человеческий рост окно и попытался представить, при каких обстоятельствах могло состояться падение. Ничего полезного выяснить не удалось. Пожалуй, можно было и сорваться, пытаясь дотянуться через раскрытые створки до крайней секции окна, если тянуться к стеклу с внешней стороны. Тут же, у окна, стояла табуреточка, которой, по всей видимости, пользовалась горничная, стоя на подоконнике, когда протирала верхние секции. С такой табуреточки оступиться было и того проще. Но вместе с тем и свободного прыжка исключить было нельзя.
— Так оступилась или сама прыгнула? — громко спросил Ардов невозмутимого дворецкого.
Из-за бестолковых ответов Илья Алексеевич невольно обратился к нему как к глуховатому. Ни один мускул не дрогнул на лице старика — выучка была отменная. Выждав паузу, Лука ответил с достоинством:
— Оступилась — и спрыгнула.
Вздохнув, Ардов направился к выходу.
Глава 11
В участке. Никакого такта!
Тем временем в участке бурлила привычная жизнь. Перед столом фон Штайндлера сидела и всхлипывала приличного вида нестарая еще дама с платочком в руках. Рядом на стульчике примостился молчаливый юноша с отрешенным блуждающим взором. За соседним столом Свинцов пытался склонить Спасского к борьбе на руках, тот отлынивал. Филер Шептульский гонял чаи с Африкановым и прислушивался к опросу.
— Чего же вы от нас хотите? — поднял голову фон Штайндлер, написав что-то в бланке.
— Как чего? — удивилась просительница. — Арестовать мерзавку!
Чиновник перечитал уже занесенные в протокол показания.
— Позвольте, но ведь вы ее сами наняли. Так?
— Так.
— Для собственного сына?
— Совершенно верно, — согласилась мамаша. — Чтобы он стал мужчиной.
Свинцов не выдержал и решил уточнить детали:
— Вы что же, барышню в дом для еб…
— Иван Данилыч! — поторопился прервать околоточного Оскар Вильгельмович.
— Виноват, — признал вину Cвинцов.
Фон Штайндлер вернулся к посетительнице.
— Дело она свое исполнила?
— Да что она исполнила? — возмутилась мамаша. — Что исполнила? Разве этого мы ждали?
— А чего ждали-то? — окончательно запутался чиновник.
— Да. Чего? — опять встрял Cвинцов.
— Ждали такта… — сообщила дама. — Деликатности ждали. Усердия… А не так, что, знаете, хвать-хвать и нате.
Фон Штайндлер украдкой оглядел присутствующих. Даже в его долгой практике случай вытанцовывался неординарный. Чины полиции явно затаились на своих местах в ожидании отличного представления.
— Ну, мне кажется, тут надо расследование провести, — опять вызвался Свинцов. — Как вы говорите? Без усердия?
— Без усердия, — подтвердила мамаша.
Свинцов встал перед сынулькой.
— Молодой человек, вы бланкетку
[10] эту, о которой ваша маменька изволят жаловаться, еб…
— Иван Данилыч! — закричал Оскар Вильгельмович.
Чины полиции прыснули в кулаки.
— Виноват, — согласился околоточный. — Шпилили?
Юноша продолжал хранить молчание. Вступил фон Штайндлер:
— Господин околоточный надзиратель интересуется, состоялось ли у вас половое сношение с приглашенной проституткой?
Сынулька молчал.
— Видите? — подала голос мамаша. — У мальчика психическая травма после такого обхождения. Никакого удовольствия!
— Тут надо восстановить картину преступления, — не унимался Cвинцов.
Он встал перед дамой и передвинул шашку назад.
— У вас какой уговор с барышней был?
— Ну как?.. Ввести мальчика в мир чувственных, так сказать, эманаций… Показать в некотором смысле всю, так сказать, палитру… Представить спектр… А не хватать, я извиняюсь, где попало!
— Ну, не знаю… — сказал Свинцов, словно размышляя вслух. — Хватать не хватать, но в руки-то взять надо.
Мамаша начала закипать, привлекая в свидетели личный опыт.
— Конечно, надо! Но ведь не молоток-то берешь!
— Ну а как брать-то?
— Ну а как? Как! Аккуратненько вот так вот, нежненько…
Увлекшись, мамаша на несколько мгновений утратила над собой контроль и начала показывать в воздухе на примере стоявшего перед ней Свинцова, как бы она аккуратно действовала в подобной ситуации. Она даже успела раскрыть рот, прежде чем спохватилась и бросила демонстрацию.
— Что вы себе позволяете, господин околоточный надзиратель! — возмутилась она, будто Свинцов ее чуть не изнасиловал.
— Что? — околоточный оставался невозмутим, хотя кое-кто в участке уже забрался под стол, чтобы не выдать себя смехом. — Мы расследование производим. Выясняем обстоятельства происшествия.
— Что тут выяснять? — горячилась мамаша. — Мы категорически, вот именно ка-те-го-ри-чески недовольны качеством оказанных услуг!
— Так у него не встал, что ли? — хватанул напрямую Свинцов.
— Хам! — заверещала пострадавшая.
Пришлось опять подключаться старшему помощнику.
— Иван Данилыч, обождите со своим расследованием!
Свинцов сделал вид, что вернулся к столу Спасского.
— Чего же вы хотите? — обратился фон Штайндлер к женщине.
— Арестовать мерзавку, — ответила та сухо и уверенно.
— Да что ж ей предъявить?
