Пока дама размышляла, над ней опять изобразился Свинцов. Оскар Вильгельмович насторожился.
— Такой еще вопрос, — обратился околоточный к мамаше со всей серьезностью. — Не подскажете ли, какой у барышни был примерный размер жо…
Тут уже все грохнули в голос. Только фон Штайндлер продолжал сохранять серьезность.
— Иван Данилыч! — что есть мочи заорал он.
— Ну а что? Ведь надо же словесный портрет преступника составить!
— Как вам не стыдно! — с новой силой захлюпала мамаша. — Мы пришли за защитой! А вы над нами издеваетесь.
— Иван Данилыч, не пора ли вам в обход? — распорядился старший помощник.
Свинцов покорно отправился на улицу. За ним поспешили и остальные. Мамаша постепенно пришла в себя.
— Если арестовать нельзя, то пусть хотя бы деньги вернет, — всхлипывая, предложила она компромисс.
— Сколько было уплачено? — без проволочек подхватил мысль фон Штайндлер.
— Пять рублей!
— Ого!
— В том-то и дело!
Оглядевшись, мамаша наклонилась к чиновнику и произнесла доверительным тоном:
— Где найти паршивку, знаем.
Фон Штайндлер принялся что-то писать в протокол.
Глава 12
Перекур
На улице Свинцов угощал коллег табачком. Некоторые утирали слезы после разыгранного представления. Шептульский тоже хотел было разжиться щепоткой, но появился Жарков и увлек филера в сторонку.
— Кузьма Гурьич, дело есть.
— Петр Палыч, вот — специально для вас! — вдруг принялся горячо шептать Шептульский, не дав Жаркову даже приступить к изложению дела. — Не желаете поучаствовать? Верный куш! Высочайше разрешенная лотерея в пользу Мариинской лечебницы. Всего один рубль.
Филер извлек из кармана лотерейный билет и предъявил криминалисту. С этим билетом он уже обошел всех обитателей участка, и Жарков, похоже, оставался последним, кто еще не знал об этом уникальном способе законного обогащения.
— Посмотрите, какие призы! — Шептульский перевернул билет и, щурясь, принялся зачитывать. — Двухместный экипаж-автомобиль! А? Трехколесный механический велосипед! Как вам? Серебряный столовый сервиз на двадцать четыре персоны в тысячу рублей! Пара больших японских слонов с эмалью.
— А слоны-то здесь при чем? С ними что делать? — растерялся Жарков.
— Да хоть бы и слоны! — как-то отчаянно выкрикнул Шептульский.
Было видно, что билет он покупал для себя — не нашел, не выжулил. Он искренне мечтал о выигрыше, представляя себя удачливым и богатым. Но сейчас ему больше всего на свете нужен был рубль — самый прозаический рубль, который можно было снести в «казенку»
[11] и обменять на бутылочку с «белой головкой». Хватило бы и 60 копеек, но Кузьма Гурьевич стыдился называть точную цену, чтобы не выдать себя.
— Ведь все равно выигрыш, — сказал он. — Можно снести в скупку на Сенной.
Жарков достал целковый и протянул Шептульскому. Тот принял с преувеличенной благодарностью и отдал в обмен билет, который криминалист не глядя сунул в карман.
— Надо прогуляться к дому князей Данишевских, — наконец смог перейти к делу Петр Палыч.
— Понимаю, понимаю, — несколько суетливо отозвался Шептульский. — Послушать, посмотреть… На что обратить внимание?
— Посмотри, что за фрукты их сиятельства. Нет ли там супружеской неверности… или другой какой подозрительности.
— Это у которых горничная? — уточнил Шептульский.
Жарков кивнул. Филер вдруг прищурился:
— А тебе зачем, Петр Палыч?
— Ну ты видел парня-то? — Жарков кивнул подбородком куда-то в сторону входа в участок, но было понятно, что разговор идет про новенького. — Надо помочь. А то ему Штайндлер уже третье дело повесил! Он еще и с первыми двумя не справился! Тут и опытный агент растеряется, а этот мальчишка совсем, первый день на службе.
— Оскар Вильгельмович на это место своего племянника метили, — поделился секретом Кузьма Гурьевич. — Уж и с Троекрутовым договорились… А тут такой афронт…
Глава 13
Чептокральский
Выйдя от Данишевских, Ардов стоял на улице, прислонившись к стене дома. Он жадно вдыхал сырой воздух, приятно охлаждавший ноздри кисловатыми струйками. Перед глазами в обе стороны текли прохожие, грузчики разносили по лавкам тюки, шныряли мальчишки, нагруженные чужими покупками. Сквозь грохот колес по булыжной мостовой доносились крики разносчиков: «Селедки галански!» — звенел женский голос, «Маррррожин! — пел мороженщик, «Халат-халат, халат-халат» — вплетался гортанный речитатив татарина-старьевщика. Улицы были украшены по случаю предстоящего священного коронования государя. Проспект пестрел флагами, огромные трехцветные орифламмы национальных цветов с царским вензелем спускались вдоль фасадов домов с крыш до самого тротуара; балконы и подъезды были драпированы коврами; в окнах магазинов среди цветов красовались портреты и бюсты государя. Где-то гремела военная музыка.
Оттолкнувшись от стены, Ардов сделал шаг на мостовую, и в этот момент проходивший мимо оборванец в красном шарфе несильно его толкнул. Словно что-то почувствовав, Ардов тут же опустил пальцы в жилетный карман. Так и есть: камея, найденная на месте преступления, пропала! Ардов бросил взгляд на оборванца. Тот выглядывал из-за спин горожан шагах в десяти и, казалось, ждал, пока жертва бросится за ним в погоню.
— Стой! — закричал Илья Алексеевич и, оттолкнув мороженщика с кадушкой на голове, помчался за воришкой. Тот пустился наутек, искусно лавируя в людском потоке. Свернув за угол, Ардов не сразу нашел глазами оборванца, притаившегося в конце торговой галереи у чугунной стойки и как будто переводившего дух. Со стороны могло сложиться впечатление, будто наглец специально дает преследователю возможность не потерять себя из виду.
— Стой! Держи вора! — опять закричал Ардов, хотя понимал, что в подобных случаях посторонние обыкновенно избегают участия в погонях, справедливо полагая, что для этих нужд на улицах имеются городовые или, на худой конец, дворники. Но в этот раз ни тех, ни других поблизости, как назло, не оказалось.
Свернув еще несколько раз, Ардов выскочил в пустынный переулочек, где вдоль стены дымили полтора десятка самоваров. Это был задний двор трактира, где половые кипятили воду для посетителей. Задержавшись у обшарпанной двери и словно убедившись, что преследователь его заметил, оборванец нырнул внутрь. Ардов влетел следом.
Войдя в прокуренный галдящий зал, Илья Алексеевич подождал, пока глаза привыкнут к сумраку, и обшарил глазами пространство. Он заметил, как воришка проскользнул в дальнюю дверь, наполовину скрытую за бархатной занавеской, и устремился туда же.
