Сейчас доктор сидел на стуле совершенно опустошенный, опустив лицо в ладони. От его былой самоуверенности не осталось и следа.
— Поверьте, я был как в страшном сне! — проговорил он. — Этот труп… сеанс, Арандхати такая спокойная, словно ей все это нравилось. Я хотел признаться!
— Почему же не признались, Андрей Феоктистович? Неужели хотели уберечь репутацию вашей Арандхати?
Доктора передернуло от отвращения.
— Провались она пропадом! — крикнул он. — Эта сумасшедшая баба… вместе со своим генералом! Это из-за нее! Столько смертей! Столько ужасных смертей!
Бессонов опять опустил лицо в ладони и, кажется, заплакал.
Тем временем в прозекторской полицейского участка Жарков уже успел снять отпечатки со стакана и провести последние сравнения. Убедившись, что первоначальный вывод находит подтверждение, Жарков стремглав выбежал на улицу.
— Кто же убивал? — подала голос Алина.
Илья Алексеевич подошел к девушке и протянул ей миниатюрное украшение овальной формы.
— Узнаете эту камею, Алина Андреевна?
— Да. Это моя, — с некоторой растерянностью тихо созналась девушка.
— Я обнаружил ее на месте убийства Мармонтова-Пекарского.
— Странно… — отозвалась дочка профессора, обводя взглядом присутствующих. — Зачем преступнику было таскать с собой мою камею?
Ардов протянул ей шляпку, которая до этого момента лежала на столе, скрытая под газетой.
— А это — ваша?
— О господи! Ее как будто жевала тысяча свиней!
— Стало быть, ваша…
— Это из салона мадам Дефонтель, я ее и надеть-то ни разу не успела! Она-то у вас откуда?
— Найдена на месте убийства князя Данишевского. Тоже шляпной булавкой…
Только сейчас Алина начала понимать, что господин агент сыскного отделения предъявляет ей улики.
— Тоже обронил преступник? — грустно уточнила она.
Ардов кивнул.
— К тому же я неплохо знаю анатомию, нам ее отлично преподают на медицинских курсах.
В зале установилась тишина. Алина встала. Глаза ее были полны слез. Она смотрела на Ардова с сожалением и болью.
— Похоже, все улики указывают на меня?
По залу пронесся очередной вздох потрясения. Илья Алексеевич сам едва не плакал.
— Что же вы молчите, Бессонов? Вы пришли меня арестовать?
Бессонов отчаянно кусал губы и не решался сказать то, что хотел.
— Ну что же вы… Вы должны говорить.
— Я подумал, что сложные чувства дочери по отношению к отцу вполне могли бы стать причиной для столь изощренной мести…
«Я хочу, чтобы он так же страдал, как страдала перед смертью мама… — эти слова Алины Андреевны не давали Ардову покоя. — Чтобы все его положение, эти звания, восторги почитателей, успешная практика, книги и гонорары — чтобы все это превратилось в прах…»
Жарков изо всех сил несся к дому Бессонова. Он сбивал прохожих, едва не угодил под копыта лихача, пустился через грязные переулки, где пришлось перепрыгивать через бочки, а один раз даже перелезть через забор.
— Вы не представляете, Алина Андреевна, какие муки я пережил, — едва слышно продолжал Ардов. — Словно какое-то затмение, какая-то черная пелена затуманила мой рассудок. Кажется, сам дьявол беспрестанно нашептывал мне эту мысль. И сейчас мне хочется умереть от нее. Поверьте, я уже прогнал ее от себя, но моя душа словно отравлена… Простите меня…
Бог знает, зачем Илья Алексеевич решил признаваться в этом. Он чувствовал себя предателем, и, наверное, ему было невыносимо носить в себе этот груз, замутняющий чистоту души. Почему-то Ардову показалось важным не только сознаться в этом девушке, которую он, как сейчас понял, любил больше всего на свете, но сделать это именно прилюдно — своего рода на исповеди, как он когда-то в детстве видел в Кронштадтском соборе, где прихожане, не стыдясь друг друга, выкрикивали белобородому иерею на амвоне свои самые черные окаянства.
— Но во всей этой истории принял участие еще один человек, — развернувшись к собравшимся, произнес Илья Алексеевич совершенно другим, бодрым голосом и позвонил в колокольчик. — Человек незаметный и, казалось, никак к делу не привязанный.
Ардов принял поданное Облауховым ведро и высыпал пару фунтов гашеной извести в центре зала. Потом поймал брошенный Шептульским башмак, купленный два дня назад в магазине Собцова, и приложил к белому пятну, сделав весьма отчетливый отпечаток. В этот момент дверь отворилась и в кабинет с подносом вошла служанка Бессоновых в своем черном дэгэле до пят. Мальцев проник следом и остался у входа.
— Энху, оставьте, пожалуйста, поднос на столе и подойдите ко мне.
Служанка исполнила просьбу.
— А теперь, будьте добры, поставьте сюда вашу ногу.
Ардов указал место рядом с уже имеющимся отпечатком. Женщина повиновалась. Когда нога была убрана, на белом пятне остались два одинаковых оттиска.
— Подошвы идентичны, господа, — произнес Ардов и коротко объяснил, почему след башмака имеет такое значение в этом деле.
Имя «Энху» Илья Алексеевич заметил в списке посетителей участка, интересовавшихся сигналетическим портретом. Зачем неграмотной служанке понадобилось знакомиться с этим изображением? Ардов воспользовался методом «римской комнаты» и попытался вспомнить все моменты, в которых успел столкнуться с бессоновской прислугой. Впервые он увидел ее в приемной господина психолога, когда невольно оказался причиной гнева Алины. Испытывая в тот момент крайнюю степень волнения, Илья Алексеевич не обратил никакого внимания на неприметную горничную в темной одежде, желавшую протереть зеркало. И только вернувшись на это место в воспоминаниях, Ардов получил возможность детально, с необходимыми остановками и повторами, рассмотреть каждый момент сцены. Обнаружилось, что он почти сразу потерял Энху из виду, потому что вынужден был разворачиваться вслед за распалившейся Алиной, и долго не мог обнаружить ничего подозрительного, пока не приметил, что в последний момент отражение служанки, выходившей из комнаты, попало в зеркало. Приглядевшись, Илья Алексеевич рассмотрел в этом отражении… шляпку! Да-да, в руках у служанки можно было заметить ту самую шляпку, которую за несколько минут до этого Алина примеряла у зеркала и оставила там, отвлекшись на вошедшего Ардова.
Конечно, открывшееся обстоятельство вынудило сыскного агента с усиленным вниманием проверить и другие воспоминания, связанные с убийствами. Шаг за шагом проводя в своей памяти дополнительные осмотры мест преступления, Илья Алексеевич невольно вздрогнул, когда вдруг в момент появления Мармонтова-Пекарского в шляпном салоне он случайно бросил взгляд на витрину и на какое-то мгновение заметил на улице за стеклом как будто ту же Энху! Утверждать со всей определенностью было затруднительно, поскольку под носом у этого человека имелись усики, а на голове — черный котелок. Но Илья Алексеевич готов был побиться об заклад, что за несколько минут до убийства биржевого маклера он видел на улице служанку Бессоновых с измененной внешностью.
