Ответить не успеваю. Он захлопывает дверцу с моей стороны.
— Не сомневаюсь, — стараюсь улыбнуться, едва он усаживается за руль. — Просто… — замолкаю, не в силах подобрать правильные слова, выразив все те сомнения, что витают в моих мыслях.
— Сомневаешься, — меланхолично делает вывод брюнет. — Ещё как сомневаешься, — качает головой, одаривая укоризненным взглядом и заводит двигатель “Aston Martin”.
В скором времени машина выезжает на дорогу. Водитель привычно сосредотачивается на вождении. А я разворачиваюсь к нему всем корпусом, смотрю на хмурые черты лица и улыбаюсь теперь уже по-настоящему.
Чёрт его знает почему.
— Не сомневаюсь, — произношу тихо, кончиками пальцев тронув его правую ладонь. — И вообще больше никогда не буду в тебе сомневаться.
Мои пальцы он перехватывает. Поднимает руку и подносит к своим губам, прижимаясь в подобии поцелуя. От этого вроде как простого жеста у меня мурашки по коже моментально проносятся. Становится действительно легче. И какое-то время мы просто едем в тёплой уютной тишине. Но на этом все откровения сегодняшней ночи не заканчиваются.
— Когда это произошло, меня не было рядом. Я собирался приехать позже, мы с ним должны были заключить контракт. На тот момент я только-только вернулся из Катара. И я понятия не имел, кто он такой на самом деле. Я проверяю всех, с кем веду дела. Но официально Фролов чист, — заговаривает Тимур, как только мы оказываемся на загородной трассе. — В тот вечер семнадцать человек слышало крики моей ассистентки, пока охрана взламывала запертую дверь в подсобку. Лизу увезли в больницу. У неё множественные внутренние травмы, не все синяки снаружи зажили до сих пор.
Мужчина замолкает и молчит примерно с минуту. Но я не тороплю его с продолжением. Левая рука Тимура сжимает руль до побеления пальцев. Челюсти плотно сжаты. На шее заметно пульсирует жилка.
— Он в самом деле называл её твоим именем. Множество раз. И позже, при допросе службой безопасности, оправдывал себя тем, что было темно и он перепутал её. С тобой. А ты просто любишь пожёстче. Потом приехали полицейские, забрали его, и… отпустили, — следует от него тихое и злое. — Так что в ночь нашего с тобой столкновения я ехал к Фролову. Собирался выбить из него как можно больше дерьма, раз уж законным способом ничего не вышло. Когда встретил тебя и понял, кто ты такая… На тот момент я был очень зол. Даже не представляешь насколько. А забрать у Фролова то, чем он так дорожит — идеальный подвернувшийся вариант, чтобы он пришёл ко мне сам. Но потом, сама помнишь, всё пошло “не по плану”, — уголки его губ приподнимаются в кривой усмешке. — Твой отчим без всяческих раздумий согласился на условия, при которых он всё же получит контракт, если я получу тебя. Его доля от общего объёма стоимости импортируемой продукции на начальном этапе наших договорённостей составляла двадцать процентов. После — десять. Часть из недополученных им процентов теперь причитается Лизе. Паршивая компенсация за испорченную жизнь, но всё же компенсация. Оставшаяся часть его денег тоже пойдёт кому-нибудь на благо, тут я ещё не определился. Но, раз уж занимается всяким дерьмом, пусть отрабатывает и расплачивается, — новая усмешка Тимура приобретает оттенок горечи. — Сама понимаешь, при таком раскладе никакое повышение процента по заключённым условиям ему не светит. Как бы не изворачивался, — делает очередную паузу, на этот раз недолгую. — А ты, — переключается к повествованию, касающемуся моей персоны. — Невероятная.
И…
Всё.
Хотя нет.
Ещё я удостаиваюсь ласковой улыбки и бережного поцелуя в запястье.
Но этого мне определённо недостаточно!
— А я… невероятная? — переспрашиваю, заинтересованно склонив голову набок. — И только? — позволяю себе снисходительную ухмылку.
— Тебе мало? — ухмыляется встречно Тимур. — Прости, золотце, на более развёрнутые признания всех твоих достоинств я пока не готов. Ты ещё даже в любви мне не призналась и жениться на себе не умоляла.
Вот же…
Наглый!
— Вообще-то я не об этом, — укоряю его с обречённым вздохом.
— Тогда понятия не имею, о чём вообще речь, — напоказ беззаботно пожимает плечами мужчина.
Так я ему и поверила!
— То есть, не будем вспоминать плохое, да? — захожу с другой стороны.
И снова получаю ласковую улыбку, наряду с новым поцелуем в запястье.
— Не будем, — утвердительно кивает Тимур.
Что ж, не будем, так не будем.
У меня и без того на сегодня “плохого” — полнейший передоз. И в ближайшем будущем тоже немало предстоит. Тем более, до усадьбы остаётся всего-ничего…
Глава 17
Огни вокруг усадьбы видны задолго до того, как мы к ней подъезжаем. Вечеринка до сих пор не заканчивается. Музыка разносится на всю округу, шум гуляющей толпы — намного громче, нежели прежде, несмотря на то, что машин перед воротами в разы меньше, чем к началу празднования. Среди них появляется и три новых… незнакомых и вместе с тем наоборот. Тёмно-синие тонированные внедорожники очень напоминают один из тех, что когда-то приезжал за Смоленским к нашей усадьбе, когда колёса на его “McLaren” испортились, даже буквы на регистрационных знаках одинаковые.
— У твоего отчима новые гости, — замечает мой интерес к джипам Тимур.
Выйти наружу он мне не позволяет. Перехватывает за руку, стоит потянуться к ручке автомобильной дверцы. Вместе с тем достаёт свой телефон и отправляет кому-то сообщение. Ответ приходит спустя минуты две. Прочитав послание, брюнет отпускает мою руку, негласно позволяя, наконец, выйти из “Aston Martin”. Впрочем, на улице я остаюсь одна совсем ненадолго. В дом я захожу вместе со Смоленским, который остаётся за моей спиной. На этот раз из кухни не доносится никаких голосов. Хотя освещение там всё ещё горит. Сквозь распахнутые двери балкона доносится раскатистый мужской смех, которому вторят приторно-ласковые женские восклицания. Последние — кажутся знакомыми. Но я не поддаюсь приступу любопытства, чтобы убедиться в том, кому именно они принадлежат. Направляюсь на второй этаж, в спальню близнецов.
— Если тебе нужны какие-либо личные вещи, я поднимусь и возьму их, пока ты собираешь мальчишек, — предлагает Тимур.
Раздумываю я недолго.
— Телефон. Куртка. Или жакет, — оборачиваюсь к нему, останавливаясь перед дверью в нужную комнату.
На самом деле я без зазрения совести могла бы взять куда больше, всё равно не отчимом куплено — действительно моё, личное. Но после того, что я узнаю о втором муже своей матери, нет ни малейшего желания оставаться в этом доме даже на секунду дольше необходимого.
Вещи…
Они всего лишь вещи.
— От твоего телефона в любом случае придётся избавиться, поэтому мы его и не взяли изначально. А жакет… — делает вид, что размышляет над моим словами, окидывая меня снисходительным взглядом с головы до ног. — Чем тебе мой пиджак не нравится? — ухмыляется напоказ довольно.
