С этим мужчиной во мне нет никаких границ.
— Я никогда не делала чего-то подобного прежде, — признаюсь едва слышно.
Мне нравится противоречивое ощущение шёлка и стальной твёрдости, когда я обхватываю у самого основания, а потом веду по члену вверх-вниз. Хриплый выдох мужчины становится моей наградой. Наряду с ласковой улыбкой, он вновь касается моих губ, ведёт по ним подушечкой большого пальца, как тогда, когда мы были в гостиной. И чёрт меня побери, но теперь я, кажется, знаю, о чём владелец “Атласа” думал в тот момент. Это придаёт смелости. Я больше не медлю. Обхватываю возбуждённую плоть губами, ласкаю языком, втягиваю в рот как можно глубже, помогаю себе обеими руками. Не уверена, насколько верны мои попытки, но захват на моих волосах постепенно слабеет, рука Тимура смещается на затылок, и дальше он двигается уже сам. Толчок, другой, третий, ещё один… Он отстраняется внезапно, порывисто, с какой-то затаённой злостью вздёргивая меня с колен.
— Я кончу, только когда буду глубоко в тебе, красавица моя, — шепчет всё также хрипло, разворачивает меня спиной к стене.
Я жду, когда он приподнимет меня выше, жду нового грубого толчка, который наполнит изнутри до предела. Но Смоленский не торопится. Снова улыбается, с невероятной нежностью бережно убирая налипшие к моему лицу прядки давно промокших волос. Заводит одну за другой мне за ухо, подхватывает меня с лёгкостью, одной рукой. Прижимает собой, всё ещё поддерживая. Я чувствую, как его член упирается мне между ног. Совсем рядом ложатся его пальцы. Не проникают, гладят медленно, едва касаясь, вновь и вновь искушая и соблазняя.
— Я первый у тебя, да? Других не было в твоей жизни, — спрашивает, опять целует, на это раз в уголок губ, в подбородок, в висок.
Это всё совершенно точно какая-то немыслимая пытка. Не остаётся никаких сил на то, чтобы ей противостоять.
— Первый. Других… не будет, — выдыхаю с невольным стоном, прикрывая глаза, подставляя лицо его поцелуям.
Внутри давно всё горит. Низ живота скручивает болезненной потребностью заполучить куда больше, чем с ума сводящая ласка. И я сдаюсь.
— Да просто трахни меня уже, наконец, — бросаю в откровенной бесстыдной мольбе.
Глаза цвета хвои темнеют. Голод в них почти сулит погибель.
— Верно, золотце, других не будет.
Его голос — резкий, скрипучий, грубый. Как и вторжение в моё тело. Вот только облегчение длится лишь жалкий миг. Тимур замирает. Я чувствую его внутри себя, выгибаюсь, пытаюсь двигаться навстречу, каждая мышца мужчины напряжена. Знаю, ему, как и мне, катастрофически мало. Но он снова не спешит. Покидает моё тело мучительно медленно. Вторгается вновь. И так раз за разом, растягивая эти драгоценные моменты в нашу личную целую вечность, пока она ни взрывается мириадами звёзд перед моими глазами вместе с нахлынувшим оргазмом, в котором я с превеликим наслаждением захлёбываюсь, тону, гибну и возрождаюсь… для него одного.
Единственного.
Моего.
Того самого, что…
— Люблю.
Глава 18
Аромат свежесваренного кофе проникает в лёгкие, побуждая проснуться. Открыв глаза, я улыбаюсь, потому что замечаю вырезанную из дерева подставку с двумя чашками горячего напитка и стеклянным стаканом, который украшает пышный бутон белой розы.
— Доброе утро, — шепчу едва слышно охрипшим со сна голосом и всё ещё улыбаюсь, сосредоточившись на мужчине передо мной.
Тимур сидит на полу, согнув одно колено, совсем рядом с краем дивана, на котором я совершенно не помню, как оказалась. Подперев кулаком подбородок, он тоже улыбается, глядя на меня. Судя по всему, уже не первую минуту.
— Доброе утро, соня, — отзывается Смоленский.
На часах, что красуются на его руке, едва доходит половина седьмого, так что вопрос спорный. Но я не возражаю. Приподнимаюсь, подтянув выше простынь, которая сползает с груди, ведь помимо постельной принадлежности на мне ничего нет.
— Это весь наш завтрак? — задаю вопрос, хотя ответ мне не нужен.
Не хочу есть. Несмотря на то, что ужин накануне ни один из нас так и не приготовил. Наш вечер закончился на “совместном принятии душа”, после чего я банально вырубилась без сил.
Тянусь к цветку, аромат которого глубоко вдыхаю, поднеся ближе к лицу.
— Не так давно ты собиралась продемонстрировать свои навыки в готовке, поэтому подумал, что завтрак мы приготовим вместе, — хмыкает беззаботно Тимур.
Всё ещё смотрит на меня. Пристально. Почти изучающе. И, кажется, любуется. Отчего я невольно смущаюсь.
— Хорошо, — мямлю, укутываясь в простынь поплотнее.
Окончательно усевшись, делаю пару глотков кофе. Как и Смоленский. Вот только, в отличие от меня, жидкость в кружке его не особо отвлекает. Он даже кружку берёт, не глядя на неё. Только на меня.
— Что? — не выдерживаю его пытливого взгляда.
На его губах расцветает привычная ухмылка. А мой вопрос остаётся без ответа. Брюнет поднимается на ноги, отставив кружку в сторону. Ещё секунда, и я оказываюсь поднята на руки. Вместе со мной он направляется на кухню. Там Тимур усаживает меня на столешницу. С ней у меня связаны особые воспоминания, так что некоторое время я банально пялюсь на кусок высеченной из мрамора поверхности, не спеша заводить новый разговор, допивая свой кофе, в то время, как мужчина достаёт из холодильника продукты и кухонную утварь.
— Ты так и не сказала ничего определённого про Бурсу, — первым нарушает он обоюдное молчание.
На меня больше не смотрит, достаёт нож и разделочную доску.
— Ты сам сказал, мы можем остаться там, если я захочу. А как я захочу, если ещё не поняла, понравится ли мне там? — интересуюсь встречно.
Поблизости лежат болгарские перцы и я слегка наклоняюсь в сторону, чтобы их достать. Сперва — их, потом — нож, который оставил Тимур. Наверное, было бы более удобно встать на ноги, уже после помочь с нарезкой, но я не делаю этого, оказавшись в кольце жарких объятий, лишающих особой свободы передвижения.
— То есть, согласна поехать туда со мной? — доносится вкрадчиво, наряду с прикосновением его губ к моему виску.
Его пальцы медленно ведут по моему левому плечу к ключицам и ниже, вдоль края простыни, в которую я завёрнута. Где-то в закромах сознания мелькает мысль о том, что стоит одеться более подобающим образом к тому моменту, как проснутся близнецы. Но она быстро тает, едва меня награждают новым поцелуем.
— А что, у меня есть другая альтернатива? — хмыкаю запоздало на его вопрос и сама же тянусь к нему навстречу, целуя в уголок губ. — Помнится, кое-кто просто берёт, что хочет, если оно ему действительно необходимо.
Я не собираюсь язвить или возражать, лишь напоминаю о былом, однако на мою реплику Смоленский моментально мрачнеет.
— Я не буду заставлять тебя жить со мной, если ты этого не желаешь, — проговаривает всё также мрачно.
