Моран зажмурился на миг. В резких, заострившихся чертах его лица мне виделась тоска и мука, а еще злость. Вот только непонятно, на кого он злился: на меня или на себя.
— Я постараюсь, — спустя невыносимо долгие секунды прошептал чуть слышно. Привлек меня к своей груди и поцеловал.
Наш поцелуй отдавал горечью, нежеланием расставаться, страхом перед этой самой разлукой, внезапной и такой болезненной. Не менее горьким оказался и тот, которым муж коснулся моих губ, уже когда я садилась в карету.
Кажется, его светлости было сейчас не менее тяжело, чем мне. Я видела, что в нем происходит внутренняя борьба. На какой-то миг Моран даже попытался меня удержать. Схватил неожиданно за запястье, сдавив крепко, почти до боли. Обжег взглядом. А потом… отпустил, велев кучеру хриплым, дрожащим голосом не останавливаться, пока не покинем пределов Навенны. Двум всадникам, что должны были меня сопровождать, приказал не спускать с кареты глаз, дважды повторив, что отвечают за маркизу своими головами.
Я смотрела на мужа, пока за экипажем не закрылись ворота. Растерянная, подавленная, опустошенная. Кусала до крови губы, чтобы не заплакать. Чтобы не поддаться слабости и не повернуть обратно.
Несмотря на приказ маркиза как можно скорее покинуть Навенну, одну остановку, возле коллежа стихий, мы все же сделали. Дубоголовые охранники поначалу ни в какую не хотели внимать моим просьбам. Даже угрозы пожаловаться стражу на них не действовали.
К счастью, Кантен, испытывавший вину за то, что некоторое время назад наябедничал на меня Морану, убедил этих бессердечных, что несколько минут промедления погоды не сделают и что ничего плохого с ее светлостью в наполненном магами заведении уж точно не случится. К тому же (как бы невзначай добавил конюх) госпожа весьма злопамятна (убедился на собственном опыте) и не успокоится до самого Луази, будет гневаться и попрекать своих попутчиков на протяжении всего путешествия.
Столь заманчивая перспектива молчаливых конвоиров, конечно, не обрадовала, и мы свернули с широкой улицы, что вела к окраинам Навенны, чтобы вскоре оказаться у стен коллежа.
Где меня ждало разочарование. Как выяснилось, мэтр Легран находится в отъезде, а когда вернется — неизвестно. Покидала обитель знаний я расстроенная, с тяжелым сердцем и сумбурными мыслями.
Один выгнал, другой исчез. А где еще искать ответы — я не представляла.
Единственное, что придавало силы, — это грядущая встреча с отцом. На постоялых дворах мы почти не задерживались. Останавливались в трактирах глубокой ночью, а с первыми лучами солнца снова отправлялись в путь, что позволило мне добраться до дома всего за три дня.
Домочадцы искренне обрадовались моему приезду. Сестры, мама и немногочисленная прислуга: пожилая кухарка Наннон и ее сын Сильвен — мастер на все руки, без которого фамильный особняк ле Фиенн уже давно бы превратился в груду обломков.
— Ксандра, а почему ты одна? — когда с объятиями и поцелуями было покончено, поинтересовалась родительница.
— И без подарков, — не преминула попенять мне Лоиз, заглянув в сундук, который Кантен с Сильвеном внесли в прихожую. К разочарованию девушки, там не обнаружилось ничего, кроме нескольких платьев да смен белья.
— Со стражем, что ли, поссорилась? — флегматично осведомилась Соланж, присоединившись к сестре, которая проводила тщательную ревизию дорожного кофра и при этом недовольно морщилась.
— Нет, просто по вам соскучилась. А так все в порядке.
Может, в качестве откупных отдать им сережки да бусы, что нацепил на меня маркиз, перед тем как отправить в ссылку? Надеюсь, что не пожизненную. Ни одно украшение не могло сравниться с кулоном, к которому я прикипела всей душой и о котором не переставала думать.
Так же как и о своем загадочном муже.
— А мы как раз собирались обедать, — удовлетворившись скупым ответом, сказала ее милость.
— Как папа?
Баронесса сникла:
— Не хуже, но и не лучше. Лекари утверждают, что это очень редкая болезнь, и несчастный, подхвативший ее, может проспать годы.
— Или даже вовсе не проснуться, — прервав свое занятие, грустно добавила Лоиз.
В наступившей тишине было слышно, как в саду шелестит листва. В распахнутые настежь окна ветер приносил немного терпкий запах родной земли, свежескошенных трав, смешивавшийся с ароматами цветов, за которыми так любила ухаживать баронесса.
Наверное, даже больше, чем за собственными детьми.
Перед трапезой я заглянула на минутку к отцу и после, когда близняшки коротали время за примеркой моих нарядов, а матушка удалилась к себе для послеобеденного сна, тоже сидела с ним. Держала за руку, вслушивалась в мерное дыхание родителя и все боролась с искушением схватить его за плечи и хорошенько потрясти.
Знаю, глупо, но мне так хотелось, чтобы он очнулся, что я готова была пойти на любые глупости. Любое безумство.
Например, проникнуть в чужое имение и порыться в чужой библиотеке, которой когда-то похвалялся перед соседями граф ле Круа. Отец Серен был заядлым коллекционером и не жалел алидоров на редкие манускрипты.
Эта спонтанная идея меня настолько захватила, что я решила не мешкать и отправиться в Тюли немедленно. Путь до родового гнезда кузины был неблизким. Но если поеду верхом, как раз успею обернуться к ужину. Возможно, там удастся обнаружить какое-нибудь животворное заклинание для отца. Или какой-никакой ответ для себя.
За обедом даже мама обратила внимание, что с моими глазами что-то не так. А уж если метаморфозы, происходящие со мной, заметила баронесса, игнорировать их и дальше было бы преступной беспечностью.
Не знаю, насколько усердно ищет ответы Моран. Про достопочтенного мэтра вообще молчу… Вполне возможно, он уже давно обо мне забыл. А я продолжаю ждать и надеяться на его участие.
Подумав так, решительно поднялась. В ближайшие дни свободного времени у меня будет предостаточно, а значит, следует потратить его с пользой. Захвачу из Тюли книг, да побольше, и засяду за чтение. Вдруг на сей раз удача окажется ко мне благосклонной.
Прежде чем покинуть отцовскую спальню, подошла к зеркалу — подарку стража. Коснулась своего отражения, грустно мне улыбнувшегося. Интересно, Моран меня видит? Скучает ли так же сильно, как я по нему? Думает ли обо мне?
Захочет ли проведать? Всего-то и нужно ведь пройти через зеркальную гладь. Нас разделяли сотни лье и тонкая грань чар.
А еще страх, что он не придет. Просто вычеркнет меня из своей жизни.
Вряд ли, конечно. С чего бы ему так со мной поступать? Но воспоминание, с какой поспешностью меня выставили за дверь, заставляло сердце сжиматься от беспокойства.
Мне повезло улизнуть из дома незамеченной. Кантен еще не успел расседлать всех лошадей, и я позаимствовала игреневого скакуна, на котором путешествовал один из моих сторожей. Погладив усталое животное по холке, пообещала по возвращении дать ему вкусной сочной морковки и несколько кусочков сахара.