Глеб же, увидев ее, почему-то потерял дар речи. Вот просто. Без причины. А потом отпустил этот долбанный чемодан, который так и волочил за собой по коридору, сбросил по пути к девушке пиджак, подошел.
Она практически подпрыгнула, почувствовав руки на талии, поцелуй на плече, прижавшееся к спине тело.
– Вернулся, – а потом бросила так и не дорванный лист в салатницу, разворачиваясь.
– Настька, я ж голодный был…
Был. Только, кажется, оголодал не по еде. По человеку.
Глава 15
– Глеб, – нож полетел на пол, за ним доска, а миску с не готовым еще салатом Настя просто напросто сдвинула, еле отвоевав у мужчины конечность. Сейчас-то ему, может, о еде думать и незачем, но рано или поздно есть захочется, а потому лучше сделать так, чтоб салатница выжила. Кроме как 'Глеб', сказать Насте ничего не давали. Сложно говорить, когда тебя безжалостно и беспощадно зацеловывают.
Хорошо, что его не было неделю, если б больше – просто задушил бы в страстных объятьях.
– Я там приготов… – но попытаться Настя должна была. Просто обязана – она же, как-никак, женщина-кормилица, хозяйка очага. Попыталась. Тщетно.
– Потом, пошли, – ее вытеснили с кухни, протащили за руку по коридору, всячески подгоняли к кровати, а потом, даже не обратив внимания на платье, если не считать вниманием ругательное 'да что ж ты…', во время попытки расстегнуть змейку, в которой застряла ткань, продолжили зацеловывать… и не только.
Настя планировала встречу. Думала, что сначала они поужинают, Глеб расскажет, как съездил, она заверит, что с миссией 'проследи за починкой кондиционера' справилась лучше, чем это возможно. Потом поделится тем, что произошло за это время с ней, они обсудят, что станут делать на выходных, а дальше… Все зависело бы от того, насколько он устал. Если сильно – Настя с удовольствием просто легла бы спать. Если же нет… То ей первой ночи тоже было мало. Пусть сказать об этом не решилась бы, но скучала по Имагину и поэтому тоже.
Получилось, что план с крахом провалился. Смерч 'Имагин' ворвался в квартиру и перевернул все вверх дном.
Утолив первый голод, который волновал мужчину явно намного больше, чем 'желудочный', он уткнулся лицом куда-то в районе ключиц, горяча и раздражая кожу жарким прерывистым дыханием.
– У меня там мясо… сгорит.
Почему-то первой мыслью, которая посетила девушку, стоило чуть прийти в себя, была именно эта.
– Горелое потом съем, не отвлекай, – жаль только, Имагина это не волновало. Ни мясо, ни вроде как недавняя тяжелая дорога, ни необходимость поговорить, вести себя как-то посдержанней, чтоб не испугать в очередной раз.
Дыхание было обманчиво тяжелым, марафонцу не нужна была слишком большая передышка. Насте, впрочем, тоже. И ночь как-то сама собой опять получилась сумасшедше длинной.
***
– Это негигиенично, Глеб, – Настя поерзала, устраиваясь удобней в объятьях, прижимаясь спиной к мужской груди, чувствуя ее тепло даже через ватное одеяло, которое их разделяло.
– Зато идти никуда не надо, ну и вкусно, – а он в очередной раз опустил общую ложку в общую же салатную миску, зачерпнул, отправляя в рот, протяжно замычал, параллельно пережевывая и давая понять хозяюшке, что ее старания не пропали даром – он заценил.
Настя несколько секунд смотрела на него неодобрительно, а потом плюнула – отобрала все ту же ложку, зачерпнула из той же миски… А ведь действительно вкусно.
Они устроились на полу в спальне. Настя была против – зачем изощряться, если на кухне есть отличный стол, прекрасные тарелки, свечи, в конце-то концов, зажечь можно? А Глеб совсем ее не слушал. Сам принес все, что девушка перечислила, не стол и стул, конечно, но еду и свечи, потом сел на пол, приглашающе похлопал рядом с собой, с лукавой улыбкой следил за тем, как Настя заматывается в одеяло по самое горло, сползает с кровати, садится на приличном расстоянии, кисло смотрит на экспозицию.
– Не вредничай, мелкая. Я все продумал.
Не то, чтоб мелкая тут же прекратила вредничать, но сопротивляться, когда ее подтянули к себе, обняли, поцеловали в щеку, промурлыкали, что она очень хороша, когда злится, не стала.
Она вообще хороша. Раз Глеб что-то в ней таки нашел, определенно хороша. И он хорош.
Только идеи у него дурацкие. Хоть и в какой-то мере романтичные.
Две свечи горели, плача воском, наелись они достаточно быстро, а потом просто сидели. Глеб – облокотившись спиной о кровать, пробравшись руками под одеяло и там мягко поглаживая кожу. А Настя – облокотившись о него, устроившись на плече, повернув голову, закрыв глаза, носом то и дело касаясь кожи на мужской шее.
– Знаешь, действительно жужжит, никогда не замечал. – В такой их тишине любой звук был слышен особенно отчетливо.
Настя усмехнулась, проехалась носом вверх-вниз по коже. Глебу понравилось, он ответил тем же – прижал еще ближе к себе, продолжая поглаживать.
– Дома, наверное, не ночевал, вот и не замечал…
У Насти было какое-то свое собственное внутреннее представление о том, что происходило в жизни Имагина до их встречи. Ей казалось, что здесь-то посторонним не очень рады, а посторонних женщин у него должно было быть много. В этом Веселова не сомневалась. Он же такой… Или это только для нее, влюбленной ревнивой дурочки, он такой?
– Да нет, я как раз люблю дома ночевать. Как бы поздно или рано ни освободился, предпочитаю ехать домой.
– И как часто ты освобождался поздно… или рано? – очень ревнивой дурочки. Он-то сразу в лоб спросил о том, кто был у нее до. А она… Ей вроде как не положено таким интересоваться, достался опытный мужик – вот и радуйся, что весь свой опыт теперь станет применять к тебе, но… Было это самое 'но'.
Имагин хмыкнул, пошевелился, извернулся так, что теперь уже его дыхание дразнило кожу на ее плече, начал мелко целовать, поднимаясь вверх по шее, к самому уху.
– Мой первый секс произошел, мелкая, когда ты пошла… в третий класс. И вот с того момента, время от времени, я освобождался поздно… или рано. – Настя поморщилась. – Звездочки на моих погонах мы сейчас считать вряд ли будем, хорошо? Но кое-что скажу. Не забивай себе голову глупостями. Так, как сохну по тебе, я еще никогда не сох. И не хочу.
– Сохнуть не хочешь?
– Не хочу больше ни по ком вот так…
Настя развернулась, пришлось даже отпустить злосчастное одеяло, обняла Глеба, какое-то время глядя в глаза, а потом поцеловала в губы.
Она сама называет это влюбленностью, он… неважно как, пусть как хочет, так и называет. Но чувствует наверняка то же. То же, только по-мужски. Влюбиться в Имагина – это был огромный риск, но насколько же это того стоило!
Мужчина оторвался от ее губ нехотя, прошелся взглядом по открытому для прикосновений телу, снова развернул, замотал, не забыл оставить просвет для рук, проник под… Они только еще немного поговорят, а потом – обязательно, непременно продолжат.
