Эпилог
Через восемь с лишним месяцев…
– Ох, Настенька, что-то мы совсем обегемотились… – девушка встала со скамьи, переступая с ноги на ногу. Делать это Настя пыталась максимально аккуратно. Впрочем, в последнее время ее жизнь вообще проходила под знаком «максимальная аккуратность» и «осторожно, Имагин бдит!».
Она много спала, много ела, много гуляла, а вот остального было мало. Коньки – отставить. Танцы – в топку. В университете – сдаем экстерном сессию и до свидания, на работе – уходим в декрет. Имагин включил маниакального папашу, и остановить его не могло ничто, а самое страшное – никто. Пытались вразумить многие, но это не лечится. Сегодня же Настя просто сбежала…
Встала в семь, тихо собралась, доехала до танцевальной школы на такси, поднялась на нужный этаж, посидела в раздевалке, отдыхая, теперь же собиралась зайти в зал…
На одной из полок в гримерной стоял тюбик с мазью, пахнущий так знакомо и так… обидно, но к нему Настя даже не притронулась – сегодня не понадобится.
Аккуратно опустившись уже в зале у зеркала на пол, Настя внимательно посмотрела на себя. После аварии прошло чуть меньше девяти месяцев. Она была глубоко беременна. Даже слишком глубоко, по словам врача, а Глеб, к счастью, полностью здоров. На нем зажило – как на собаке, и хоть рука еще иногда волновала, побаливая, признаваться в этом мужчина не спешил.
Поженились они все же не слишком помпезно, но, как казалось самой Насте, вполне весело. Жалела Настя только об одном – первый их с Глебом танец в свадебной жизни вышел не слишком-то фееричным… Практически стыдоба для танцовщицы, насколько не фееричным, но Имагин пообещал, что как только оправится, обязательно пойдет к ней в ученики и к десятилетнему юбилею свадьбы они сбацают уже что-то приличное. Верилось в это с трудом, но тогда, перетаптываясь с Глебом в центре свадебного зала, ощущая себя женой, а его мужем, Настя думать могла только о том, что танцевать с ним по жизни – лучшее, что только могло случиться с ней.
Жениться они успели еще до Нового года, а сразу после, с позволения врачей, укатили в медовый месяц.
Об этом периоде своей жизни Настя предпочитала вспоминать как можно реже, потому как проведен он был втроем: с мужем… и белым другом.
Зато как она рада была вернуться домой! Тут токсикоз, конечно, не прошел, но в родных стенах и с унитазом брататься как-то легче.
Глеб пошел на работу, сама она попыталась вернуться в школу и на учебу. Попыталась, потому что заполучив даже не приказ врача, а просто намек на то, что стрессов и излишних нагрузок лучше бы избегать, Имагин устроил Насте ту самую сессию экстерном и декрет.
Он ей устроил это, а она ему – скандал.
Но победила все равно дружба… то есть любовь. Было подписано пакт о ненападении. Насти – на мужа, мужа – на личное пространство жены после родов, ну а закреплено все по привычке кровью… в смысле честным словом и поцелуем.
Поднявшись с пола, Настя подошла к станку, оперлась о него руками, глядя в окно.
Зиму они продержались, весну простояли, теперь переживали первое совместное лето, отмечали тысячу и одну годовщину.
В день знакомства Настя даже хотела потащить Глеба в Баттерфляй, но он наотрез отказался. Сказал, что там сейчас опасно – там ведутся военные действия. Амина с новым управляющим, конечно, нашли точки соприкосновения, но очень уж от них искрит. Потому беременной женщине лучше туда не соваться. Да и не беременный Имагин предпочитал обходить заведение стороной. Не то, чтоб кого-то боялся, но жизнью дорожил (ему ведь еще жену любить и ребенка воспитывать), а когда заходил в Баттерфляй в последний раз, в него в прямом смысле попал снаряд.
Целилась Амина, очевидно, в другого человека, а попала в зазевавшегося Имагина. Получив приличную шишку, а потом слезные извинения главной бабочки и управляющего, Глеб решил, что о следующем визите непременно предупредит. Да и особой надобности в визитах не было – Бабочка медленно, но верно раскрывал крылья. Это делало Имагина еще более счастливым, хотя, казалось бы, куда счастливей?
Настя сощурилась, втягивая носом утренний свежий воздух, потом открыла глаза, глядя перед собой. Красиво…
– Неплохой день, чтоб родиться на свет, правда? – когда-то Веселова, а теперь безнадежно и безвозвратно Имагина опустила взгляд, подмигнула животу, оттолкнулась, вновь подходя к коврику.
На шпагат она опускалась практически по миллиметру, подсознательно все еще боясь почувствовать момент, когда ниточка-мышца натянется. Боялась Настя зря – сесть получилось без проблем.
Это заставило улыбнуться. Лечение не прошло зря, наконец-то занявшись тем, что начала слушать указания врача, Настя практически добилась успеха, а все, с чем не справилась медицина, взяла на себя беременность.
– Спасибо, – погладив живот, Настя снова посмотрела на себя в зеркало. По правде, она уже соскучилась и по залу, и по занятиям, и по деткам. И искренне надеялась на то, что скоро снова сможет вернуться. Конечно, Глеб будет ворчать, самой Насте придется непросто, но танцы были частью ее жизни. Пусть теперь им пришлось потесниться, а совсем скоро места останется еще меньше, но завязывать с этой своей страстью, девушка была откровенно не готова.
Но прежде, чем думать о возвращении, нужно было сделать кое-что намного более важное – родить.
Услышав, как открывается дверь за спиной, Ася не удивилась. Проследила взглядом за тем, как Имагин заходит в помещение, оглядывается, присвистывает, а потом подходит к ней сзади, тоже опускается на пол, складывает ноги по-турецки, вытягивает руки, накрывая ими живот жены.
– Ты чего сбежала? Телефон в раздевалке оставила? Я подумал, рожать уехала. Звонил своей маме, твоей маме, обе сказали, что понятия не имеют, куда смылась. Потом только подумал, что смыться могла сюда…
Настя улыбнулась, следя за тем, как забавно он борется с гневом. Вроде как имеет право злиться – действительно ведь уехала, не предупредив. А с другой, права злиться у него нет ровно до того момента, как у нее есть привилегии беременной женщины. Сильно-сильно беременной.
– Врач сказала, что нам пора рождаться, и нужно немного помочь. Вот я и решила, что чуть потянусь, расшевелю…
– Разбудила бы… – злиться ему нельзя, но Имагин активно пользовался правом хотя бы смотреть с укором. Обычно это действовало на Настю положительно. Сейчас тоже. Чуть отклонившись, она повернула голову, позволяя себя поцеловать, а потом сняла руки мужа с живота, выпрямила спину, качнулась вперед. – А это точно не повредит? – мужчина за всем происходящим следил с опаской.
– А мы аккуратно и быстро, Глеб, или как ты там обычно говоришь? – подмигнув мужу, Настя снова наклонилась.
– Родишь, Анастасия, отхожу по заднице, за вредность и острый язык, – пожурив для виду, Глеб оперся о руки, следя за действиями жены.
Настя хмыкнула, но не ответила, скользя пальчиками по полу.