– В последние годы их было не так много, – заметила я.
Оттилия удивленно взглянула на меня.
– Откуда вы знаете?
– Потому что мы нашли журнал, – сказал ей Стокер, – своего рода гостевую книгу, которую вел ваш муж.
– К сожалению, – спокойно добавила я, – нам не удалось изучить ее как следует, но даже и беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что Майлз Рамсфорт вел точный учет всех посетителей и их предпочтений.
Оттилия побледнела.
– О, милый Майлз! Как же он мог поступить так глупо?!
Она снова потянулась к Луизе и нервно схватила ее за руку.
– Ах, Луси, что он наделал?!
– Он правда повел себя крайне неразумно, – решительно сказала Луиза, с осуждением поджав губы. – Очень опасно лгать о таких вещах.
– Действительно опасно, – подтвердила я. – Это может стать неплохим мотивом для того, чтобы желать его смерти, стараться сделать так, чтобы его повесили за убийство Артемизии, – заметила я затем. – Если кто-то, упомянутый в журнале, боялся разглашения его содержимого… – Я не договорила, но остальное должно было и так стать понятно.
Оттилия в ужасе посмотрела на меня.
– Не хотите же вы сказать, что думаете, будто Майлз мог кого-то шантажировать?
– Это возможно, – начала я.
– Нет, невозможно! – закричала она и вскочила на ноги. – Про моего мужа можно много чего сказать, мисс Спидвелл, но уж точно не то, что он шантажист! Обвинить его в таком подлом и грязном деле…
– Миссис Рамсфорт, – сказала я сурово, – сейчас он ожидает повешения за убийство. Мне не кажется, что рассматривать вариант шантажа – такое уж ужасное оскорбление в данной ситуации.
– Довольно, мисс Спидвелл, – сказала принцесса тоном ледяного высокомерия. – Где сейчас этот журнал? Вы же не оставили его лежать где попало?
– Честно говоря, – Стокер решил по-мужски принять удар на себя, – он оказался в неподходящем месте.
– В неподходящем месте?! – В голосе Луизы слышалось абсолютное непонимание, смешанное с яростью. – Из всех неосмотрительных, любительских…
– Кажется, ваше высочество, вы забываете, что мы и правда всего лишь любители, – ответила я. – Журнал выпал в саду Литтлдауна.
– И вы его не забрали? – спросила она, переводя взгляд с меня на Стокера и обратно.
– Понимаете, там была собака… – начала я.
Она повелительно махнула рукой, прогоняя нас.
– Уходите, сейчас же.
Я пожала плечами, мы развернулись и собрались уйти.
– Подождите, – сказала Оттилия, сделав шаг вперед; ее глаза блестели. – Когда Луси сказала мне, о чем она вас попросила, я не знала, что и думать. Сама мысль о том, что Майлз может оказаться на свободе, что весь этот кошмар может вдруг закончиться, была настолько невероятной, что казалась почти невыносимой. Я говорила вам, что мне больно даже надеяться на то, что вы можете доказать его невиновность. Но теперь все изменилось. Я хочу, чтобы вы это сделали. Теперь я вижу, что случится, если его повесят. Он лишится не только жизни, но и своего доброго имени. Люди будут думать, что он совершил это преступление. Они готовы будут поверить в любые ужасы о нем: что он был развратником, шантажистом, убийцей. – На последних словах ее голос сорвался.
– Миссис Рамсфорт, – начала я, но она резко прервала меня.
– Нет, мы уже достаточно сказали друг другу. Вы сделаете то, о чем вас просит Луси, и докажете, что он невиновен. И тогда, надеюсь, вам хватит совести извиниться за ваши грязные инсинуации.
Я взглянула на принцессу, но она ничего не сказала. Она молча стояла посреди комнаты, столь же холодная и неприступная, как статуи у нее за спиной.
– Прекрасно, – сказала я, слегка поклонившись. – В таком случае хорошего дня вам обеим.
Глава 14
Стокер заговорил, только когда мы устроились в кэбе.
– Все прошло чудесно, – заметил он веселым тоном.
– Я не в настроении, – предупредила я его. Упоминать о том, что гостевая книга пропала, было серьезной ошибкой, но что сделано, то сделано, и не было смысла копаться в том, чего уже не изменить. Мы молчали вплоть до Хэвлок-хауса, где его уже в нетерпении поджидала Эмма Толбот.
– Заходите! Мне лучше всего работается по утрам, а уже почти время обеда, – раздраженно сказала она. Она потащила его вверх по ступенькам в башню, бросив мне через плечо:
– Располагайтесь, мисс Спидвелл. Черри о вас позаботится.
Я бродила по залу, из которого уже исчезли все атрибуты праздника. Прошло несколько минут, Черри так и не появилась, и я подумала, что у меня появилось хорошее оправдание для того, чтобы рыскать по дому. Я начала обходить комнаты первого этажа, поочередно заглядывая в просторные гостиные. Многие были пусты, но в одной из них я увидела группу молодых девушек, усердно трудившихся перед мольбертами в попытках изобразить вазу с фруктами. Сэр Фредерик Хэвлок, одетый в блузу художника, передвигался между ними с помощью двух палок, одной советовал перехватить карандаш по-другому, другой – иначе провести линию. Увидев меня, он энергично кивнул.
– Нет, мисс Брикер, боюсь, так не пойдет, – сказал он одной из своих учениц. – Вы же рисуете персик, а не гиппопотама. Нужно приложить чуть больше усилий.
Со вздохом отвернувшись от ученицы, он двинулся ко мне, медленно, но уверенно.
– Мисс Спидвелл! Рад встрече. Присядем? – Он указал на небольшой диванчик у двери, и мы сели, вынужденно прижавшись друг к другу бедрами.
– Вы удивили меня, сэр Фредерик, – сказала я. – Я и не думала, что вы в состоянии передвигаться без кресла.
– Иногда, в хорошие дни, – ответил он. – Я стараюсь ползать тут хотя бы во время занятий, чтобы как-то оправдать те суммы, что платят матери этих неоперившихся птенцов. – Бедняжки, – сказал он мне на ухо. – Матери отправили их сюда, чтобы обучить зачаткам дамских навыков, но ни у одной из них нет художественных способностей. Их вазы с фруктами неизменно выглядят как кучи мусора.
– Удивительно, что такой талантливый художник, как вы, тратит силы на занятия с такими бестолковыми учениками, – сказала я.
Он трагически поднял брови.
– Конечно, они безнадежны, мисс Спидвелл. Но они платят, и неплохо.
Он наклонился ко мне и спросил еще тише:
– Как продвигается ваше расследование?
Я пожала плечами.
– Мы получили какие-то ответы, но от них лишь появилось еще больше вопросов. Боюсь, пока так.
Он проницательно посмотрел на меня, и я вновь ощутила удивительную энергию этого мужчины. От него исходил привлекательный аромат мужской плоти, чистого белья и грубый, металлический запах пигментов, которые он использовал для своих красок.
