• однако же, в момент озадаченности они не должны быть представлениями, они должны как бы аннигилироваться до отношений, чтобы мы могли разглядеть факты реальности как отношения отношений, а не некую формальную конструкцию, которую мы все время пытаемся сознательно себе представить.
Между реальностью и представлением
6. Реальность – это, конечно, действие каких-то сил, обеспечивающих то, что происходит. Но сами эти силы скрыты от нас, мы, теоретически, можем видеть лишь отношения этих сил друг с другом (на практике же мы и эти отношения, как правило, «убиваем» обозначением, превращаем их в представление).
Впрочем, ошибкой было бы думать, что эти «силы» – это некая сокрытая от нас «подлинная реальность». Всякие «силы», сами по себе, это тоже всегда отношения.
Поэтому если мы в данном конкретном случае видим отношение между чем-то и чем-то, но не понимаем, чем оно – это отношение – обусловлено, это не значит, что то, что обусловливает эти отношения, не было, в свою очередь, тоже обусловлено какими-то отношениями. Таким образом, мы, согласно анекдоту и «онтологии ничто», должны утверждать, что «там черепахи до самого низу»
[133].
То, что это кажется парадоксом, не должно нас смущать – наш мозг не был создан эволюцией для постижения основ бытия, и было бы, как минимум, странно, если бы устройство реальности казалось нам «логичным».
Проблемы возникают тогда, когда мы, сталкиваясь с парадоксом, прибегаем к рационализации.
Даже если мы не видим всей «глубины» отношений, создающих ткань реальности (не видим их, так сказать, «до самого низу»), это не значит, что мы не видим каких-то отношений (какое-то действие сил).
Какие-то отношения мы точно должны усматривать, причем со всей определенностью, ведь они и есть реальность, а мы вряд ли были бы успешны в мире – хоть в каком-то своем качестве, – если бы реальность была скрыта от нас абсолютно и за семью печатями.
Впрочем, это «должны усматривать» как раз и является проблемой – мы с этим плохо справляемся.
Во-первых, потому что, как мы уже говорили, сам наш мозг стремится к универсализации своих представлений, создавая их не из абстрактных гносеологических озабоченностей, а строго под возможности собственного реагирования.
Во-вторых, потому что (о чем у нас тоже уже шла речь) нам нет нужды осознавать то, что превратилось в автоматизм, или даже уже было предзаданным эволюцией автоматизмом (как в случае с цветом человеческой кожи). Нас потому совершенно не смущает тот факт, что наши представления о реальности и реальность постоянно друг с другом конфликтуют.
И наконец, в-третьих, потому что так устроен наш язык – его знаки должны иметь денотат, на который можно указать. Очевидно, что с этого язык начался, а то, что он потом оторвался от предметности и вообще всякой конкретики, не изменило его логики – создавать значения слова не из отношения отношений в реальности, а исходя из неких гипотетических сущностей («чашности», «стольности», «лошадности» и т. д. [Платон]).
То есть, мы бы и должны были бы видеть отношения отношений, а не некие свои представления о них, но само наше устройство таково, что представления все время перекрывают собой реальность, скрывая от нас то, что должно быть для нас вполне очевидным.
7. Итак, реальность лежит перед нами без всякой потаенности, но – при всей своей этой явленности – она не замечается нами. Мы словно нарочно превращаем ее в представление о реальности, а дальше действуя уже в самой реальности (действовать в представлении о ней, понятное дело, невозможно), допускаем ошибки.
Допустим, я ухватываю некие отношения в реальности, но по указанным причинам не осознаю их (то есть, моя психика ведет меня сама – на некоем автомате, неосознанно). Если это работает само по себе и результат достигается, то я и не вижу этих отношений на уровне своего сознания (в каком-то смысле в этом нет необходимости).
Если же нечто не работает само по себе и при этом у меня нет ощущения «очевидности», мне придется воспользоваться какими-то абстрактными терминами, наподобие «красного» или «справедливости».
Выбирая клубнику из чаши с клубникой, я не думаю, что мне нужна «красная клубника», я ориентируюсь на другие факторы – цвет должен казаться мне «спелым», «сладким», «вкусным», но главное – это отсутствие пятен, контрастных зон, свидетельствующих о том, что ягоды поддались процессам гниения.
Словосочетание «красная клубника» понадобится мне лишь для коммуникации с другими людьми. Например, меня попросят ответить на вопрос, какие красные ягоды я знаю? Или спросят – достаточно ли клубника на грядке покраснела? Или – как выглядела клубника в магазине? И я буду думать про «красную клубнику».
Но в другой ситуации, мне самому это словосочетание совершенно не нужно. Иными словами, идея «красной клубники» имеет смысл для общения с другими людьми, а не для того, чтобы я что-то с ней – с этой идеей – делал в реальном мире.
Точно так же и «справедливость»: я не пользуюсь этим словом «для себя». Хорошо (справедливо) или плохо (несправедливо) поступил человек, я решаю не благодаря знанию слова «справедливость».
Я могу чувствовать себя обиженным или разозленным – и это факт, который я, при необходимости, легко облеку в слова о «справедливости». Но я буду испытывать эти чувства под действием соответствующих сил и без дополнительных их обозначений.
Нечто действительное случается вне зависимости от того, что мы об этом думаем и какими словами пользуемся. Будучи реальными, мы просто со-участвуем в бытии реального, нам для этого нет нужды ни в каких специальных «подручных средствах»
[134].
Так, например, я могу испытывать какое-то сильное чувство к другому человеку, и это то, что происходит (мое чувство происходит). Нужно ли мне самому слово «любовь», чтобы понять, что я чувствую? Нет.
Добавив же к этому своему – уже существующему, уже происходящему – чувству слово «любовь», я не пойму свое чувство лучше, я лишь прибавлю к нему то, что я уже знаю про любовь (знаю, благодаря обучению в определенной культурной традиции, благодаря предшествовавшей проблематизации и т. д.).
В результате, вместо реальности, в которой я находился (да и нахожусь, надо сказать, на самом-то деле), я получу некое представление о реальности. Это представление будет чем-то дополнительным к моему чувству и почти с неизбежностью повлияет на него.
