Восприятие этой информации не составляет никакого труда (сложная для понимания информация, нуждающаяся в некотором ее осмыслении, мгновенно отсюда вымывается). Кроме того, само потребление этой информации сопровождается массой приятных переживаний, обусловленных, по большей части, множественными и даже каскадными ага-эффектами от бесконечного узнавания образов и неожиданными, но понятыми (узнанными) мною развязками сюжета. Очевидно, что дофаминовые всплески, сопровождающие эти реакции узнавания
[9], крепко фиксируют привычку подобного времяпрепровождения.
Впрочем, тут не так важен аспект зависимости как таковой. Хотя очевидно, что сам факт этой зависимости свидетельствует о том, что сознательное «я» уже никаким образом этот процесс не контролирует, а если и участвует во всем происходящем, то только на вторых ролях. Так что говорить здесь о «том, кто думает», очевидно, бессмысленно.
Думаю ли я в процессе этого потребления информации в принципе?
50. Нет сомнений, что те, кто осуществляют подобную интеллектуальную активность – например, потребляют «развлекательный» контент – считают, что они в этот момент «думают». Но на деле происходит лишь бесконечное распознавание уже известных мозгу образов. Сама эта информация практически не запоминается, что со всей очевидностью свидетельствует о том, что она не прорабатывается мозгом, но лишь актуализируется в пределах кратковременной памяти и тут же забывается.
Распознавание образов, конечно, не может оставить равнодушным наше «я» – те высокие уровни апперцепции, которые связаны с условной инстанцией нашей «личности» (системы наших отношений с миром, другими людьми, с самим собой). Но вовлеченность нашего личностного «я» в это восприятие образов не меняет существа дела – происходит лишь восприятие, пусть и более сложное, нежели реакция на элементарный раздражитель.
Но восприятие – это все равно, по существу, лишь спонтанная реакция, а вовсе не некое мыслительное действие, предполагающее какую-то мою целенаправленную (и видимо, какую-то еще) работу с интеллектуальным объектом.
51. Впрочем, к «развлекательному» контенту относятся также фильмы и сериалы. Предполагает ли этот контент какую-то особую и специфическую мыслительную деятельность потребителя? На самом деле здесь, как мне представляется, имеет место идеальная имитация мыслительной деятельности.
Та типичная интеллектуальная активность, которую мы привычно считаем своей мыслительной деятельностью, представляет собой постоянное создание новых и новых нарративов (перманентное формирование внутри нашего психического пространства неких историй).
В рамках этих «историй» (нарративов) разрозненные факты действительности (явленные нам случайно, по случаю и/или тенденциозно подобранные нашим мозгом) сводятся нами в единый, более-менее стройный рассказ – с завязкой, развитием и развязкой.
Когда история закольцовывается, она вполне может быть нами забыта или, по крайней мере, заархивирована, что снижает и само психическое напряжение, и затраты мозга на поддержание элементов этой истории в активном состоянии (в быстром доступе к рабочей памяти). В общем, механизм здесь вполне понятный и эволюционно оправданный.
Что же происходит с нами в процессе просмотра фильма или сериала? Нашему мозгу предлагается одновременно и что-то вроде набора «фактов действительности», и исчерпывающая инструкция того, как они должны быть собраны в историю. По существу, нам соответствующий нарратив в нашей же голове и складывают. То есть все как в обычной жизни – есть факты, надо упаковать их в историю и заархивировать.
Однако в обычной жизни эти факты еще нужно как-то втиснуть, впихнуть в создаваемую нами историю (никто не подбирает нам их так, чтобы они складывались друг в друга подобно добротно сделанным матрешкам). Для этого нам приходится с ними что-то делать, как-то их дополнительнопродумывать – подпилить, переформатировать, сортировать, что-то выкидывать, а что-то, наоборот, добавлять.
В общем, это определенного рода работа – «объяснение», «анализ», «интерпретация», «переозначивание» и т. д.
В случае же фильма или сериала подобная работа за нас уже сделана сценаристом и режиссером. Нам остается только распознать эти элементы и связки (каскадные ага-эффекты), а затем насладиться явленным нарративом, который мы, скорее всего, тут же и забудем (надо только покинуть кинотеатр или выключить телевизор).
Иными словами, нам может казаться, что мы думаем, потребляя фильмы или сериалы, но на самом деле думаем не мы, а думают за нас: за нас собирают факты, за нас их докручивают и за нас же укладывают, причем идеальным образом, в фабулу соответствующего нарратива. Главное, чтобы у фильма не было «открытого конца» и сам по себе он не был слишком «сложен» – и в том, и в другом случае возникнут проблемы с завершением нарратива, а следовательно, и с его последующей архивацией.
Как бы там ни было, когда все движения интеллектуальных объектов совершают в моей голове, по существу, за меня, это хоть и приятное для нашего ленивого мозга развлечение, интеллектуальная игра, но точно не мышление как таковое. Хотя у меня будет полное ощущение, что весь фильм (или сериал) я о чем-то думал…
Все это, впрочем, не исключает возможности смотреть фильмы и сериалы не без участия мышления – так поступают, например, кинокритики и, конечно, специалисты индустрии, для которых разгадывание способов создания подобного интеллектуального фастфуда является неискоренимым профессиональным навыком.
52. Или, например, другие расхожие случаи интеллектуальной активности, которые мы ошибочно, как мне представляется, принимаем за мышление: феномены «прогнозирования», «требований» и «объяснений», которые я описываю в рамках системной поведенческой психотерапии
[10].
Когда мы боимся или радуемся, наша психика реализует своего рода автоматизм «прогнозирования» – мы начинаем непроизвольно представлять себе свое будущее, связанное с этим страхом или этой радостью («прогнозирование»).
Когда мы раздражены или фрустрированы, наша психика переключается на автоматизм, формулирующий определенные «требования» (обращенные, как правило, к другим людям или окружающей нас действительности в целом).
Когда же мы совершили некое действие, а затем были поставлены в ситуацию необходимости почему-то его оправдать (или собираемся совершить некое действие, в оправданности которого не уверены), мы формируем в своем сознании соответствующие «объяснения».
