Однако сама по себе интеллектуальная активность имеет весьма условные, и я бы даже сказал сомнительные, отношения с реальностью. Интеллектуальный аппарат создавался эволюционно и вовсе не для целей познания реальности или понимания ее нами, как она есть.
Задачами интеллекта всегда было обеспечение конкретных нужд конкретных биологических видов, соответствие их потребностей актуальным для них же аспектам реальности, что, на самом деле, очень узкая задача, которая может быть решена с почти полным пренебрежением к реальности как таковой.
242. Кроме того, если не соблюсти достаточной строгости, нам придется заключить, что «думающими» в каком-то смысле являются и все биологические существа, обладающие как минимум трехчленной нейронной цепью, и компьютеры, которые способны (если они это могут) приписывать состоянию материального мира какие-то дополнительные свойства, свидетельствующиео чем-то другом, кроме самих этих состояний.
Соответственно, «думающими» мы будем считать и человекообразных обезьян, и малолетних детей, а также сновидцев, невротиков, производящих бесчисленные внутриречевые автоматизмы, расистов, гомофобов и прочую публику, придерживающуюся тех или иных стереотипов социального восприятия, а также тех из нас, кто не прочь сутками напролет скролить социальные сети, просиживать штаны за компьютерными играми или даже наслаждаться просмотром сериалов.
Да, всю подобную интеллектуальную активность, наверное, можно было бы назвать «думанием», «мышлением». Но, как я показал (недостаточно, впрочем, скрупулезно), подобная интеллектуальная активность, даже если она нами осознана, целенаправленна и, возможно, хоть и приписывается нами нашему же несуществующему личностному «я», в действительности является лишь работой автоматизмов нашего мозга, его программ, его собственной спонтанной или как-то инициированной активности.
В нас так «думает» все: отдельные нейроны и их совокупности в кортикальных колонках, рефлекторные дуги и функциональные системы (материальный мир моего мозга), отдельные психические автоматизмы и даже наши собственные истории (нарративы). Все они могут воспринимать состояние материального мира как свидетельство чего-то другого, кроме него самого, то есть производить это специфическое «удвоение», и они это делают.
Причем все эти как бы «думающие» элементы нашего мозга (анатомические, рефлекторные, функциональные и т. д.) «думают» то, что они «думают», одновременно и параллельно (симультанно), но при этом каждый сам по себе. Мы же воспринимаем лишь два-три таких «думания» в единицу времени лишь потому, что таков радиус луча нашего сознания.
243. На самом деле объемы нашей осознанности выше, чем три-четыре интеллектуальных объекта, поскольку за счет кратковременной памяти количество объектов в оперативной памяти может быть субъективно больше. То есть единовременно в нашей оперативной (рабочей памяти) может находиться и, соответственно, осознаваться не более трех-четырех интеллектуальных объектов, однако в течение 30 секунд (это ограничение обусловлено возможностями кратковременной памяти) они могут несколько раз меняться.
В результате у нас будет возникать субъективное ощущение, что мы способны одновременно удерживать в своем сознании существенно большее количество интеллектуальных объектов, нежели те три-четыре, которыми ограничена наше оперативная память. Хотя, конечно, в любом случае количество одновременно осознаваемых интеллектуальных объектов невелико.
По всей видимости, этот эффект напоминает тот, который достигается в зрительном анализаторе за счет постоянного движения глаза по объекту. Конечно, когда мы смотрим в лицо человека, нам кажется, что мы видим его лицо целиком, однако это не так.
На приведенных выше картинках лица изображены так, как нам кажется, мы их видим, а справа – то, как наш глаз, совершая постоянные микродвижения, создает эти «видимые» нами образы. Примерно в таком же режиме, надо полагать, существует и наша осознанность. Только скользит по пространству нашего мышления, конечно, не глаз, а условный луч сознания или, точнее, область оперативной памяти. В результате нам кажется, что мы одномоментно сознаем некое значительное пространство смыслов, а на деле просто разные интеллектуальные объекты постоянно сменяют друг друга в пределах нашей оперативной памяти, но за счет кратковременной памяти эффект присутствия объектов в оперативной памяти субъективно выше.
244. Когда мы говорим о том, что в нашем мозге существует множество, условно говоря, «элементов» (в данной ситуации неважно, в каком, так сказать, разрезе мы их берем)
[21], каждый из которых в некотором смысле что-то себе «думает», мы говорим о том, что наш мозг содержит в себе как материальный носитель.
И каждый из этих элементов работает сам по себе, точнее говоря, они работают все вместе, производя при этом некий совокупный эффект, который я имею в виде своего поведения (включая все возможные его аспекты), разглядывая которое, я уже не могу сказать, что там на самом деле откуда. Все эти многие силы (действующие симультанно) слипаются, склеиваются в некий результирующий эффект, видимо как-то взаимовлияя, взаимоусиливаясь и взаимопоглощаясь.
Образно говоря, в измерении поведения я уже не вижу всего того, что в это измерение напроецировалось из различных мест моего мозга. Обратно этот фарш через мясорубку не провернуть, а по речи президента страны нельзя понять, что в точности происходит в этой стране, хотя он, как мы видели в соответствующем примере, именно это происходящее в стране и транслирует, но, правда, через себя.
Когда же я говорю о пространстве мышления и моем индивидуальном мире интеллектуальной функции, речь, конечно, идет о том же самом, о тех же самых условных «элементах». Однако в данном случае используется иное измерение (нежели, например, наличное мое поведение) и иной способ извлечения этих данных.
И если наличное поведение – это действительно набор разных штук, решающих разные задачи
[22], то в случае пространства моего мышления я всегда решаю одну задачу – задачу, актуальную для моего личностного «я».
Впрочем, то, что я решаю «одну задачу», не значит, во-первых, что она не может быть комплексной, а во-вторых, что я решаю ее всем своим мышлением. Однако именно то, в каком стоянии находится мой мозг (учитывая все то поведение, которое он производит здесь и сейчас симультанной работой своих условных «элементов»), определяет и то, к какой области в пространстве моего мышления получает доступ, грубо говоря, мое личностное «я» для решения данной конкретной задачи.
