Уход полка из Талутино был отмечен немцами как безусловный успех. В ЖБД 1-й танковой дивизии отмечалось, что «161-й пехотной дивизии удалось с боем очистить дорогу Талутино, Даниловское от сил противника. Теперь этот путь снабжения может быть использован дивизией». Атаки немецких частей на переправу (охарактеризованные советской стороной как «ожесточенные») были с трудом, но все-таки отбиты.
Однако с учетом тех ограниченных сил, которыми располагало немецкое командование для борьбы с переправившимися на плацдарм советскими дивизиями, смертельной угрозы для существования самого плацдарма еще не было, даже с учетом того, что в полках советских стрелковых дивизий оставалось по сотне активных штыков.
Судьбу плацдарма решили события, происходившие на другом (левом) берегу Волги. Дело в том, что еще 22 октября части немецкой 6-й пехотной дивизии захватили переправу у деревни Акишево северо-восточнее Старицы и быстро овладели местностью в районе Нестерово, Станишино, Васильевское. 24 октября 6-я и 26-я пехотные дивизии начали наступление в направлении Стружня – Торжок. К 28 октября эти силы, поддержанные частями 110-й пехотной дивизии, создали реальную угрозу прорыва обороны на правом фланге и в центре позиций 29-й армии.
[31]
Такое развитие событий вынудило командующего Калининским фронтом генерал-полковника И. С. Конева отдать вечером 28 октября приказ отвести левофланговые соединения 29-й армии с правого берега Волги на левый, чтобы стабилизировать положение и остановить наступление противника.
Выполнение этого приказа для 246-й стрелковой дивизии осложнялось тем, что еще днем немцам удалось, согласно ЖБД 3-й танковой группы, «в ожесточенной борьбе захватить русский понтонный мост в 5 километрах северо-восточнее Путилово», то есть как раз в полосе обороны дивизии. С другой стороны, в советских документах этот факт никак не отражен.
Части 119-й стрелковой дивизии получили от командования 29-й армии приказ о возвращении на левый берег Волги только к исходу дня 29 октября, так как до этого вывести их из боя попросту не было возможности. Согласно дивизионному журналу, «в связи с недостатком переправочных средств в течение ночи 30.10.41 части дивизии, за исключением артиллерии, не успели переправиться через Волгу, и отрыв от противника стрелковых частей приходилось совершать днем, в светлое время, при сильном натиске врага, который… стремился во что бы то ни стало сорвать переправу, неоднократно переходя в ожесточенную атаку. В период отхода к переправе 634 сп было отражено 3 атаки и 421 сп 4 атаки».
Свои воспоминания о переправе через реку 29–30 октября 1941 года оставил старший лейтенант медицинской службы командир санитарного взвода 920-го стрелкового полка В. В. Новиков:
«К вечеру нам сообщили, что в полутора километрах от наших окопов на Волге построена понтонная переправа и нас за ночь должны переправить на левый берег Волги.
Наступил вечер, стемнело, и нам дали команду выходить по окопам направо к Волге и там по берегу к переправе. Соблюдая тишину и светомаскировку, мы вышли на берег и вдоль реки пошли к переправе. Но оказалось, что мы пришли рано, потому что тяжелая артиллерия, обозы и прочее хозяйство еще не прошли мост. И нас, весь полк, вернули назад в окопы. К нашему счастью, немцы не догадались, что окопы пустые, и не заняли их. Велико было разочарование красноармейцев. Мы понимали, что наутро предстоит тяжелый и неравный бой с немцами.
Так и случилось. С рассветом заговорили немецкие пушки и минометы. Огонь в лесу был настолько плотным, а дым от разрывов из лесу не выходил, что мы задыхались в прямом смысле. Но вот на БМП (батальонный медпункт) забегает мой санинструктор Коля Давыдов и кричит на меня: «Товарищ лейтенант, что вы здесь сидите, наши все ушли к берегу Волги по траншее!» Спасибо ему, иначе немцы бы меня схватили.
Мы побежали лесом на берег, а там уже толпами двигались бойцы к переправе. Подойдя к переправе, я увидел сплошную давку, все торопились перейти по понтонному мосту Волгу. У входа на мост стоял наш комдив генерал-майор Березин и шашкой наголо хлопал по спинам и задам переходящих реку. В это время на переправу налетело звено немецких пикирующих бомбардировщиков «Ю-87». Бомбы рвались рядом, и в этом аду мы бежали по мосту. Когда мы с Колей вступили на берег, мост разорвало, и останки его поплыли в разные стороны. На том берегу народу было еще много. Другого выхода не было, как пересечь Волгу вплавь, и сотни бойцов бросились в реку, чтобы ее переплыть. В это время немцы вышли на берег и открыли по переплывающим бойцам плотный пулеметный и автоматный огонь. Много наших ребят погибло, их навсегда приняла в свои объятья матушка Волга. Многие погибшие остались как пропавшие без вести».
Конечно, это описание событий сильно отличается от того, что написано в ЖБД дивизии:
«Части дивизии в полном составе, организованно, с сохранением материальной части успешно форсировали реку и к исходу дня 30.10.41 г. заняли оборону на левом берегу р. Волга, точно в срок выполнив приказ Военного совета».
С другой стороны, по сравнению с многими подобными эпизодами первого года Великой Отечественной войны, отход 119-й стрелковой дивизии с плацдарма можно признать почти образцовым. Особого уважения заслуживает комдив, который, судя по цитируемым воспоминаниям В. В. Новикова, до последнего момента оставался со своими бойцами на правом берегу. Что касается потерь, то они действительно были большими: в боях за плацдарм дивизия лишилась 739 человек убитыми и ранеными, а также 120 пропавшими без вести.
Не легче было и соседней 246-й дивизии. По словам М. Н. Розова, «30 октября дивизия, неся потери в людях, конском составе и вооружении, переправилась на левый берег и сосредоточилась в районе Малое Избрижье, Змеево, Гудково».
3-я танковая группа по итогам дня 30 октября отчиталась о захвате силами 161-й пехотной дивизии двух советских «военных мостов». Этот успех дорого дался немцам: дивизия за 25–28 октября потеряла 222 человека убитыми (из них 12 офицеров), 924 ранеными (включая 32 офицера) и 320 пропавшими без вести (1 офицер).
Советский военнопленный на земляных работах в Калинине, ноябрь 1941 года.
Например, 28 октября ранение получил даже командир дивизии генерал-майор Реке, среди погибших и раненых было традиционно много командиров от взводного до батальонного звеньев. Пик потерь офицерского состава пришелся на 26–27 октября, когда были буквально «выкошены» 3 командира рот и 5 командиров взводов убитыми, а также 8 командиров рот и 8 командиров взводов ранеными.
Такие потери были охарактеризованы в документах как «высокие». Обращает на себя внимание большое количество пропавших без вести: столько пленных советская сторона, безусловно, не заявляла. Возможно, это действительно были те самые «оставленные на поле боя трупы гитлеровцев», которые сотнями фигурировали на страницах боевых документов соединений Красной Армии в случаях, когда поле боя хотя бы ненадолго оставалось за советскими частями. Интересно, что к 31 октября составители журнала боевых действий 3-й танковой группы отчитались уже о 2000 общих потерь 161-й пехотной дивизии, частично отнеся их причины в область «несовпадения между картами и местностью и ошибок младших командиров».
