— Дома, — вздохнул хозяин квартиры. — С его алиби есть, на самом деле, небольшие проблемы. Соседка у Митяя, старуха — божий одуванчик, вечно то у глазка торчит, то со стаканчиком у стены спальни. — Я хихикнула, мысленно представив себе эту картину. — А чем еще старикам заняться? Дом-то панельный, о чужой личной жизни все-все разузнать можно! Хоть романы бульварные не покупай. Чуть кровать у Митяя заскрипит — старушка в стену стучит, ругается. А сама втихаря чужие стоны подслушивает. Так вот, как Митька с девушкой домой с премьеры вернулись и как она ушла, соседка прекрасно слышала. А дальше чудеса. Старушка уверяет, что в ту ночь вообще не спала: то молодые за стеной шумели, а как только девушка укатила, через пять минут дом начал сотрясаться от поистине богатырского храпа — то уснул Митяй. Проворочалась она так до шести утра, затем решила, что все равно не уснет, и встала. Однако у следствия возникают логичные сомнения на сей счет: а вдруг старушка сама не заметила, как задремала, и посему не могла слышать, что друг мой собрался и поехал следом за Звеньевой, чтобы ту укокошить. — Действительно, вполне обоснованные сомнения у следствия. Я бы тоже усомнилась. Впрочем, этим я сейчас и занимаюсь. — И когда он вернулся, она еще спала. Под утро Митяй захрапел, старуха услыхала и проснулась, а решила, что не сомкнула глаз. Глупо, конечно, я за Митяя ручаюсь, не убивал он никого. Ну, даже если допустить мизерную долю процента, что они по дороге поругались и он ударил ту ножом сгоряча, который чисто случайно захватил с собой, при чем здесь тогда этот маньяк, которого видели рядом? Что, он убил ее, потом купил костюм, оделся, снова взял в руки окровавленный нож и принялся скакать туда-сюда? Да и где он костюм возьмет в четыре часа? А затем, вернувшись, просто лег и тут же захрапел? Чушь какая-то! — Жигунов с шумом допил чай и бросил кружку в мойку.
— В этом ты прав. Чистая совесть — самая лучшая подушка.
Я напрягла извилины. Что-то здесь не сходилось. Митяй проводил девушку и лег спать, это абсолютно рациональный ход действий. По дороге ее убили. Но при чем здесь этот двор? До своего ей топать отсюда довольно долго. Но Жигунов в этом не может быть замешан: он присутствовал на гулянке у соседей сверху.
Когда коробка мармелада в шоколаде опустела, мы перекинулись на бутерброды. Лопал, в основном, Роман, а я так, за компанию, потому что не была особенно голодна. Время от времени мы по очереди подходили к батареям проверить, не высохли ли куртки, ведь мне скоро нужно будет идти домой, а ему меня провожать.
— Ром, а они давно встречались? — спросила я, сверля обеденный стол хмурым взглядом. Мне нужна была зацепка, а их не было. Единственно, что я могла сейчас, — это собрать побольше информации. — Твой друг и эта Алена?
Он сначала дожевал бутерброд с сыром, пятнадцатый по счету, затем ответил:
— Да с полгода, наверно.
— Понятно. Слушай. — Я не знала, стоило ли говорить то, что я собиралась сказать, в то же время операция под названием «собирание информации» этого очень сильно требовала, почти вопила об этом. Но… как-то не слишком этично было то, что я хотела произнести.
Роман не дождался, когда я продолжу и стал подгонять:
— Ну чего? Говори.
— Слушай, — повторила я и глубоко вздохнула. — Знаешь, мне ее приятельница сказала, будто у Звеньевой было два постоянных парня и еще куча-мала случайных, на одну ночь. Ты ничего об этом не знал?
Ромка нахмурился, что меня не удивило. Затем сказал:
— Вообще-то о покойных плохо не говорят, но Аленка на самом деле была особой взбалмошной и легкомысленной, себе на уме. Митяй сам — оторви и брось, на таких же его и тянуло, так что я не удивлен тому, что ты сказала. Меня сейчас беспокоит другое. Ты же не просто так это произнесла, ты считаешь, что это Митяй ее убил, из ревности? — Я покачала головой, пытаясь убедить его в обратном. Если Жигунов поймет, что я подозреваю его лучшего друга, перестанет мне доверять. — Ты-то может и не думаешь, — поверили мне, — а вот у ментов должны возникнуть подобные подозрения. Этого не хотелось бы.
— Дело в том, — решила я поделиться информацией, — что у убийцы был ее номер телефона, так что это не мог быть маньяк. Я думаю, что ее убил один из случайных парней, который в нее влюбился, а она поматросила да бросила, не принимала его в серьез. У парня оказалась расшатанная нервная система, он ее подкараулил и…
Я картинно развела руками, а Роман покачал головой.
— Не сходится, она всего за пару дней до смерти сменила номер. Как раз в тот день, когда мы были в кино, она дала мне новый.
«Понятно», — хотела я сказать, но рот вместо этого произнес другое:
— Зачем? Вы что, часто общались по телефону?
Бойфренд слегка растерялся от такого агрессивного нападка ревности со стороны девушки, с которой не посчастливилось даже ни разу поцеловаться, после чего ответил:
— Нет, конечно, зачем мне с ней общаться? Просто один раз мне до зарезу нужен был Митяй, а его мобильный оказался вне зоны досягаемости. Тогда я и попросил на всякий случай ее номер. А поменяв его, она решила дать мне новый, вот и все. А почему ты спросила?
К счастью, я подключила свою единственную извилину, ну ту, что уши соединяет внутри абсолютно пустой черепной коробки, и нашлась, что ему ответить:
— Потому что теперь поиски значительно сужаются. Это даже хорошо, что она сменила номер! Ведь тех, кого она успела бросить за последние пару дней, значительно меньше тех, кого она бросила вообще, за всю свою жизнь, смекаешь? Один из них сменил сим-карту, послал ей угрожающее сообщение и, подкараулив, зарезал, одевшись в костюм убийцы из фильма.
— Нет, ну зачем ему, по-твоему, посылать ей сообщение, а потом убивать? — не сдавался Роман. — Абсурд какой-то.
— Он сначала решил запугать, а потом уже перешел к активным действиям. Понимаешь, ему показалось мало ее просто убить. Он наслаждался самим процессом. Мести.
— Ты больная, — нездорово хихикнул Ромка, точно сам был болен, и закурил, встав возле окна и приоткрыв форточку. — Слушай, что я скажу. То, что ты говоришь, могло иметь право на обсуждение, как версия убийства, лишь в одном случае — если бы жертва была одна. А маньяк-то, как выяснилось, серийный. Ты слышала вчера новости? Он влез в окно института и набросился на студентов. Одна девушка убита, другая угодила в реанимацию. Так что бросай, как и обещала, эту ерунду — заниматься собственным расследованием. Это что, хобби? — «Ха, угадал!» — Занимайся чем-нибудь полезным, — начал он изрекать сентенции. — Только так все лишнее вылетит из головы. Ты ведь в институте учишься? Вот и учись! Что, мало на дом задают?
Нет, он теперь будет надо мной издеваться! Кстати, я звонила сегодня в больницу, Вику удачно прооперировали и скоро разрешат с ней повидаться. Но это я Жигунову, по понятным причинам, не собиралась докладывать, пока он не додумался полюбопытствовать:
— А ты-то в каком институте учишься? — Я назвала и скромно потупила глазки. — Боже мой! Ты была там?! И ничего мне не сказала? — Он принялся рвать на себе волосы, не выпуская из пальцев сигарету и рискуя этим подпалить их. Обработав полголовы, вспомнил обо мне и кинулся ощупывать. — Ты цела? Тебя не задели?… А это что? — обнаружили ссадину на моей башке.
