— Да-да, я спешу! — заметалась из стороны в сторону Жанна. — Я ужасно спешу!
Подняв с земли сумку и достав из нее блокнот, я раскрыла его на середине и начала «читать оттуда» вопросы, якобы составленные моим папой.
— Как давно ты знакома с Алисой?
— Мы на вступительных познакомились.
— Записываю: полтора года. С кем она общалась в последнее время? С кем встречалась?
— Общалась она со мной. Встречалась с каким-то богатеньким. Подробностей не знаю, она скрытная была. Прости, Господи, — перекрестилась девушка, осознав, что сказала плохо о покойнице, а так не поступают.
— Ладно. С кем у нее были плохие отношения? Кто мог желать ей смерти?
— Не знаю. Никто.
— Так не бывает, — обиделась я на неинтересный в плане расследования ответ и подкинула спасательный круг: — Может, брошенные любовники?
— Да какие там могут быть обиды? — посмела не согласиться с «дочерью следователя» Жанна. — Чаще это были отношения на одну ночь, ничем не обремененные.
— А Олег? — «Дочь следователя» на мякине не проведешь!
Жанна моргнула и выпучила на меня глаза.
— Но он ведь был там, когда… Ну, то есть он не мог.
Как я люблю поговаривать: когда чувствуешь себя дурой, всегда приятно, что есть кто-то еще глупее. Бондарчук даже в голову не приходит, что маньяком может быть друг Олега, и удар ногой — спектакль конкретно для меня (ну еще и для Ведьмы, если, общаясь с четками накоротке, она сумела это заметить). В таком случае это убийство расценивается как заказное, наверняка переодетый друг в накладе не остался. Возможен и иной вариант: они оба мечтали с ней разделаться, вот и спелись. Одному досталась главная роль, другому, Олегу, второстепенная, отвлекающая.
— И все-таки расскажи.
— Да что тут рассказывать? Любил он ее безмерно. Но ведь не он убил.
— Конечно, не он, — пробурчала я себе под нос и слегка задумалась, а когда очнулась, сокурсницы и след простыл. Она, видимо, вспомнила, что «спешила». А думала я над словами «любил безмерно». Когда любишь очень сильно, по-настоящему, ты желаешь объекту своих чувств только счастья. Значит, Олег не мог ее заказать. «Так не доставайся же ты никому» — это совсем из иной оперы, «безмерной», а значит, неэгоистичной любовью здесь не пахнет. Однако откуда нам знать, любил ли он ее так сильно, чтобы суметь отречься от своей любви и смириться с этим, поняв, что он ей не нужен? Кто знает, что творится у него глубоко в душе? Только он сам.
Я повернула домой. Глупая была затея вычислить убийцу, потому что убийца — маньяк, а маньяка вычислить невозможно, его реально лишь поймать на месте, устроив засаду в каждом учебном заведении, в каждом безлюдном дворе, в каждой канаве рядом растущего леса. А это работка не для меня. Глупая была затея, очень глупая.
Слезно проводив глазами уходящий из-под носа автобус, я решила не дожидаться следующего и топать пешком. А что, я никуда не тороплюсь, дома меня будут ждать не раньше половины девятого, обезболивающее, принятое еще дома, начинало потихоньку действовать, так что можно медленно идти.
Завернув за угол, боковым зрением выхватила человека, что следовал за мной на расстоянии примерно десяти-пятнадцати шагов, а присмотревшись к нему, пришла в ужас. Могу поклясться, это был он! Тот парень, что пугал меня возле больницы, из-за которого я угодила под «Лексус»! Да что ему нужно от меня?
— Боже мой, — внезапно осенило меня догадкой, — боже мой…
Этот тип и есть маньяк! Он понял, что я вышла на его след. Сначала он меня припугнул, а теперь увидел, что я все равно продолжаю расследование, и, поняв, что рано или поздно я сдам его в руки правосудия, нашел простое решение: нет человека — нет проблемы. Иными словами, задумал избавиться от меня, так же, как и от своих бывших любовниц и Мироновых, которые, к их несчастью, каким-то образом стали свидетелями его первого преступления. А парня того за компанию пришил. Или, наоборот, парень Жанны и был главным свидетелем, а Мироновы попались под руку. Какая теперь разница? Главное, что этот маньяк — на самом деле никакой не маньяк, как я и поняла с самого начала, он просто его имитирует, чтобы жертв не пытались связать между собой и таким образом не сумели бы выйти на него. А еще главнее то, что следующей жертвой стану я.
Я нервно обернулась — парень в кожаной косухе все еще шел за мной — и, несмотря на больное бедро, прибавила шаг. Имитатор тоже прибавил.
Умирать я не хочу, значит, нужно что-то предпринять, ведь спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Но что? Вступать в открытый бой бессмысленно: у меня нет ни газового баллончика, ни электрошокера, ни шпилек на обуви, ни даже пилочки или ножниц! Хотя что такое пилочка супротив полуметрового остро заточенного разделочного ножа? Я отчетливо представила себе, как металлическое лезвие входит в мою податливую плоть, и в беспомощном отчаянии громко ахнула. Парочка прохожих зыркнула в моем направлении. Может, позвать на помощь? Ага, будет кто-то рисковать жизнью ради незнакомой и вероятно психически нездоровой барышни, как же, жди.
— Мамочки, что мне делать?! — панически прошептала я и внезапно нашла ответ. Бежать! И как можно быстрее! А что? В школе меня без конца отправляли на всевозможные соревнования по забегам на длинные и короткие дистанции.
Я резко бросилась наутек — бедро отозвалось диким, жестоким покалыванием, отдающим во всю ногу и грозящим меня вовсе без нее оставить. И на самом деле, с каждым новым движением ощущалось, точно она, нога, возьмет да отвалится, помахав мне на прощание ручкой. «Скачи, Юля, на одной!»
Блин, какие ручки у ножек?!
Обернувшись, вынуждена была констатировать, что маньяк реально жаждал меня укокошить, потому что тоже бежал и бежал, естественно, за мной, ибо дорога далее была пуста, за кем еще ему гнаться? Короче, свой единственный шанс в виде тех двух прохожих я безвозвратно упустила. И не отстает ведь, сволочь! Хотя у него-то бедро не болит, чего ему тогда отставать?
Что делать?! Что же мне делать?!
«Только не вздумай орать», — приказным голосом велел мне внутренний голос, я, кивнув головой, тут же открыла рот и завопила, как ненормальная:
— По-мо-ги-те-е!!
Немногочисленные автомобили спокойно ехали мимо по узкой неровной дороге, точно ничего противозаконного на их глазах и не совершалось, прохожих по-прежнему не было, а люди с балконов поглядывали в нашу сторону с любопытством, ничего, однако, не предпринимая.
— Звоните в полицию! Немедленно! — крикнула я бабке, мимо балкона которой пробегала.
— А шо случилось, доча? — прошепелявила она беззубым ртом, но я посчитала для себя опасным останавливаться и разъяснять тупой бабуле, что же случилось.
Обернувшись через плечо, я заметила, что Косуха был гораздо ближе, чем полминуты назад. Тогда я прибавила скорость и, резво завернув в удобно попавшийся на пути двор, ловко заскочила в ближайший подъезд, побежала вверх по ступенькам и, остановившись, осторожно прильнула к окну третьего этажа. Сердце бешено колотилось в груди, а нога костерила мою пробежку на чем свет стоит, конечно, не вербально, а через болевые ощущения. Я жадно глотала воздух и никак не могла им насытиться. Было жутко страшно. Больше всего я боялась, что вот-вот хлопнет подъездная дверь, он догонит меня этажа через два и оставит там обливаться собственной кровью, любуясь напоследок выпущенными на холодную плитку неприятного вида кишками. Здесь я и умру — на заплеванной, загрязненной окурками и банками лестнице неизвестного дома неизвестной улицы.
